Цирцея

– Станок, так тебя восхитивший, изготовил мастер по имени Дедал, – сказала я. – Знакомое имя?

Приятно было видеть искреннее удивление и радость.

– Неудивительно, что он так чудесен. Можно?..

Я кивнула, он тут же подошел к станку. По каждой перекладине провел рукой, снизу доверху. Прикасался благоговейно, как жрец к алтарю.

– Как он к тебе попал?

– Это подарок.

В глазах его светилось любопытство, мелькали догадки, но выспрашивать он не стал. А вместо этого сказал:

– В моем детстве все мальчишки играли в Геракла, побеждающего чудовищ, а я хотел быть Дедалом. Дар выдумывать разные диковины, глядя на кусок необработанного дерева или металла, впечатлял меня больше. Но, к моему большому огорчению, у меня такого таланта не оказалось. Я вечно резал себе пальцы.

Я вспомнила белые шрамы на руках Дедала. Но промолчала.

Рука Одиссея лежала на боковой перекладине, словно на голове любимой собаки.

– Можно я посмотрю, как ты ткешь?

Я не привыкла работать, когда кто-то стоит совсем рядом. Нить будто распухла и путалась в пальцах. Его глаза следили за каждым движением. Он спрашивал, для чего нужна каждая деталь и в чем отличие от других станков. Я, как могла, старалась объяснить, но в конце концов пришлось признаться, что сравнить мне не с чем.

– Я только за этим станком и работала.

– Подумать только, какое везение! Все равно что целую жизнь вино пить вместо воды. Все равно что Ахилл был бы у тебя на посылках.

Этого имени я не знала.

Одиссей заговорил нараспев, как сказитель: Ахилл – фтийский царевич, самый быстроногий на свете, лучший из ахейских воинов, сражавшихся под Троей. Прекрасный, блистательный сын грозной морской нимфы Фетиды, изящный и смертоносный, как само море. Троянцы падали пред ним словно трава под косой, и сам могучий Гектор, троянский царевич, погиб, пронзенный острием Ахиллова ясеневого копья.

– Он тебе не нравился, – заметила я.

Сдержанное изумление отразилось на лице Одиссея.

– Я отдавал должное его достоинствам. Но воином он был негодным, хоть и много крови мог пролить. Его представления о верности и чести доставляли нам массу неудобств. Немалых усилий стоило изо дня в день заставлять его следовать общему замыслу, идти по своей борозде. А когда он лишился лучшего, что у него было, с ним стало еще трудней. Но я говорил уже: его родила богиня, и пророчества свисали с него как водоросли. Трудности, которым он противостоял, для меня непостижимы.

Одиссей не лгал, но и правды не говорил. Он назвал Афину своей покровительницей. А значит, ходил бок о бок с теми, кто целый мир мог раздавить как яичную скорлупу.

– Что же у него было лучшим?

– Его возлюбленный, Патрокл. Он меня не очень любил, но добрые вообще меня не любят. После гибели Патрокла Ахилл обезумел, ну или едва не обезумел.

Я уже давно отвернулась от станка. Хотелось не только слушать Одиссея, но и видеть его лицо. Темное небо за окном постепенно бледнело. Волчица поднялась на лапы и зевнула. Наконец я заметила, что Одиссей колеблется.

– Госпожа Цирцея, – сказал он. – Золотая колдунья Ээи. Ты оказываешь нам милость, а мы в ней нуждаемся. Наш корабль разбит. И люди того и гляди сломаются. Мне совестно просить о большем, но, видно, я должен. Заветнейшее мое желание – остаться здесь на месяц. Это слишком долго?

Вспышка радости – словно вкус меда на языке. Но лицо мое оставалось спокойным.

– Пожалуй, месяц – не слишком долго.

* * *

Дни напролет он чинил корабль. Вечерами мы сидели у очага, пока его люди ужинали, а ночью он ложился со мной в постель. У него были мощные плечи, иссеченные в боях. Я гладила его шероховатые шрамы. И наслаждалась всем этим, но, по правде говоря, гораздо больше наслаждалась после, когда мы лежали рядом в темноте, он рассказывал о Трое и вся война, копье за копьем, оживала перед моим взором. Надменный Агамемнон, предводитель войска, ненадежный, как плохо закаленное железо. Его брат Менелай, чью жену, Елену, похитили, что и стало поводом для войны. Отважный и глуповатый Аякс, человек-гора. Диомед, безжалостная правая рука Одиссея. И троянцы. Красавец Парис, что шутя украл сердце Елены. Его отец, белобородый Приам, царь Трои, любимый богами за свою доброту. Его жена Гекуба, царица с душой воительницы, чье чрево породило так много прекрасных плодов. Благородный Гектор, ее старший сын, наследник трона, оплот великого города-крепости.

И Одиссей, думала я. Витая раковина. За одним изгибом всегда скрывается другой.

Я начала понимать, что он имел в виду, говоря о слабости своих соратников. Дрогнули не мускулы, а дисциплина. Мир еще не видел шествия столь заносчивого, капризного и упрямого войска, где каждый считал, что без него не победить.

– Знаешь, кто на самом деле выигрывает войны? – спросил он однажды ночью.