Вот тут её проняло. В мгновение ока вскочила. Глаза горят, зубы оскалены, шерсть дыбом.
- Ш-ш! – сказал я. Прислушался, но уже без особого напряжения. Так и есть – храпит. Но
всё равно…
- Незачем так орать. Весь город разбудишь.
Но верга меня словно и не услышала.
- Ты… шарх шен-а-рральха, ты… сейчас ты заплатишь за эту подлость!
Ого. За такое оскорбление у них полагается не успокаиваться до тех пор, пока
произнесшие эти звуки горло не захрустит на твоих зубах. Интересно, следует ли мне
поступать так же? Наверное, не стоит – я ж всё-таки не верг. Да и неохота просто. В горло
зубами – дикость какая.
- Если это имеет значение, - говорю я, быстро отступая, - то я тут ни при чем. Стал бы я…
Ныряю влево, уходя от удара.
- Стой… дура! Таш ррльгхш!
Бесполезно. Вот же дерьмо! И поделом, кстати – сам дурак. Ну да ладно – доспеха на ней
нет – видимо, наши сняли, так что... испуганное восклицание сверху заставляет меня
остановиться и поднять голову. Верга тоже замирает, задрав вверх морду. Я различаю –
там, наверху, за железными прутьями – уже отстраняющееся от пола испуганное лицо
человека; вижу, как он открывает рот и понимаю, что вот уже прямо сейчас этот некстати
объявившийся стражник заорет во весь голос и побежит звать подмогу.
Рука метнула пугию просто рефлекторно. В следующее мгновение, когда я осознал
– что сделал – чуть было не прыгнул следом в бессмысленной попытке догнать летящий
клинок. Не прыгнул. Просто проводил его взглядом – вдруг не попал… Нет, попал.
Конечно, попал – я же всё-таки лейтенант егерей… был еще совсем недавно.
Мешком обвалилось на прутья тело. Закапала кровь. Верга втянула носом воздух,
фыркнула.
- Я одна не пойду, - заявила, - со мной моя стая.
- Чтоб тебе, - сказал я с чувством, - ни на этом, ни на том свете… а… - махнул рукой, -
делай что хочешь. Ключи – вон лежат. Держите луну по левую сторону, выйдете к
кузницам – по запаху узнаешь. Там дома к стене вплотную подходят – можно
перепрыгнуть. В городе не задерживайтесь. Это Бурдигал, тут у нас… у егерей лагерь.
Повернулся и пошел к выходу. Шел не таясь, не скрываясь, но, если кто меня и
видел, то окликнуть не посмел. Из амфитеатра выбрался без препятствий и побрел
потихоньку к себе домой. Вот теперь – точно конец. Раньше еще можно было обманывать
себя рассуждениями о долге, честности и прочей ерундой, но теперь – всё. Мало того, что
я помог стае бестий бежать, я еще и человека при этом убил. Егерем мне больше не быть,
это очевидно. И поеду я завтра не на Сицилию, а куда подальше – выеду за город, там
решу, куда. Вряд ли кто меня искать будет, когда я не объявлюсь с докладом ни через
месяц, ни через два. Не думаю, что у кого-нибудь хоть тень сомнений относительно моей
судьбы появится.
Мысли бежать немедленно у меня даже и не возникло. С чего бы? Видеть меня
никто не видел. Пугия, у стражника из глаза торчащая – самая обычная. А как-то иначе
заподозрить – ну, это вряд ли. Такое и самому настырному из квесторов в пьяном бреду не
привидится. Лейтенант егерей убивает стражу и выпускает ожидающих смерти бестий?
Самому смешно.
Не стану утверждать, что никакие мысли и сожаления меня не мучали на пути
домой и пока я спать укладывался. Но заснул я быстро и крепко – как и положено егерю.
Что бы ты ни делал – делай это хорошо. Ко сну это правило тоже относится: хороший
отдых сил прибавляет, а силы мне завтра понадобятся. Впрочем, как всегда.
Про сон егерский среди простого народа тоже много легенд ходит. Брехня большей
частью, на нашем умении дремать на ходу и на досужих вымыслах основанная. Что мы
спим с открытыми глазами, каждый звук подмечаем, и что к спящему егерю подкрасться
никто не в силах. Кто не слышал историю про спящего егеря, который некстати
подлетевшую к нему сову брошенным камнем прибил, да так и не проснулся? Ерунда.
Спим мы, конечно, чутко. Но, во-первых, многое от обстановки зависит – если ночуя на
лесной опушке, я готов от первого шороха проснуться, то дома у меня настороженности,
ясное дело, поменьше. А во-вторых – если от каждого звука просыпаться, так поспать и
вообще не выйдет. Потому тревогу мой внутренний стражник поднимает не при каждом
звуке, долетевшем до моих ушей, пока я сплю – а только при звуке необычном. Или при
необычном изменении обычного звука. И, зная всё это, да сноровку некоторую имея,
подкрасться к спящему егерю – дело нехитрое. Особенно, для другого егеря.
Так что проснулся я только тогда, когда гости мои захотели, чтобы я проснулся. Не
поклянусь, но, похоже, пальцами кто-то щелкнул. Дернулся я, руку левую в щель между
кроватью и стеной сунул, меч нашаривая – а нет его. Плохо дело. Открыл глаза, голову
повернул в ту сторону, откуда щелчок, меня разбудивший, мне помнился. До утра еще
далеко, да и луна давно скрылась, так что я едва-едва силуэты моих гостей различаю.
Трое. Один, развалясь, в кресле моем сидит, двое других по бокам от него стоят. Я-то в