Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Местоположение и торговля сделали переводческую деятельность основной заботой исламских интеллектуалов. Как только до них дошли технологии изготовления бумаги и книгопечатания из Китая, мусульмане принялись создавать книги. Они заполняли свои библиотеки арабскими и персидскими переводами произведений выдающихся мыслителей других культур, как более ранних, так и современных им. Западные историки склонны отвергать интеллектуальную значимость исламской культуры того периода, указывая на то, что та якобы не производила собственных прорывов: мусульмане просто переводили достижения чужой интеллектуальной и творческой мысли. Но обеспечение взаимосвязанности культур всегда играло важнейшую роль в истории человечества, и одной из ключевых составляющих здесь был перевод. Благодаря своей страсти к переводам и уникальному географическому положению мусульманские интеллектуалы стали первыми, кто смог непосредственно изучить и сопоставить идеи великих китайских, индийских, греческих и персидских мыслителей. И они первыми задали вопрос: «Как все это может быть верным?»

Знакомство с таким многообразием систем знаний заразило мусульманских ученых манией к энциклопедическим компиляциям. Ими двигала страстная мысль: «Давайте соберем в одну книгу все, что известно людям об этом предмете, чтобы у нас была возможность сравнить». Составленный мусульманским философом и ученым Ибн Синой сборник медицинских знаний стал авторитетным учебником не только в исламском мире, но и в Европе, где использовался на медицинских факультетах вплоть до 1600-х гг.

То же стремление побудило мусульманских мыслителей предпринять попытку великого философского синтеза. По их мнению, если Бог един, мир также должен был сводиться к чему-то единому. В греческой философии они уловили любопытную перекличку с собственной концептуальной системой. Платон утверждал, что осязаемый мир, мир вещей, всего лишь тень реального мира, состоящего исключительно из идей. Философ-неоплатоник Плотин развил эту мысль в радикальную доктрину абсолютного, окончательного единства. Если все стулья являются лишь тенями идеальной сущности стула, а все круги – тенями идеальной сущности круга и т. д., то и все сущее в мире должно быть тенью некоей первосущности, которая сама пребывает в виде идеи. Плотин назвал совершенное первоначало Единым. Для мусульман это звучало почти как «Аллах» (для меня же оно больше похоже на «высшее созвездие, вмещающее в себя все остальные»).

Мусульмане с волнением открыли для себя логику Аристотеля – метод постижения истины через разум. Почему бы не использовать предлагаемое им орудие, чтобы доказать максимы религиозной веры?! Наряду с развитием логики Аристотель скрупулезно разбивал материальный мир на категории, чтобы лучше его изучить и объяснить. Следуя по его стопам, мусульмане постепенно проникли в те области естественной философии, которые намного позже стали известны как естественные науки. Если китайцы фокусировались на практически применимых технологических инновациях, таких как часы, компас, повозки, то мусульманских философов больше интересовали фундаментальные принципы, лежащие в основе материальной реальности. Например, что будет, если соединить разные металлы в один сплав? Свои исследования таких материальных изменений арабы называли «аль-кимия» (от греческого слова «хюма» – «литье»). Позже на Западе эта сфера деятельности стала известна как алхимия. Сегодня мы называем ее просто химией.