Цурюк

— Айн-цвай-полицай! Драй-фир-официр… — Соков обернулся на звонкий голосок. Рыжая растрёпанная девчонка лет тринадцати в дразняще-короткой юбочке и полосатых гетрах прыгала по расчерченным на асфальте классикам. Заметив его пристальный взгляд, она как будто смутилась, но тут же продолжила скакать, как-то по особому откровенно демонстрируя дяденьке менту подростковые изломы ещё невинного, но уже набирающего сок тела. Прыгнула на финальную клетку — и Соков перестал себя контролировать.

— Ты это… что здесь скачешь? — подходя, спросил он прерывающимся голосом, — Типа, не скучно тебе? Хочешь мороженого?

Проказница, подняв на него доверчивые ярко-зелёные глазки, ответила робко:

— А ты хороший полицейский? Не оборотень в погонах?

— Да посмотри на меня! — возмутился капитан. — Я — самый главный охотник на оборотней в городе! Ну, иди ко мне.

— Охотник на оборотней? — изумлённо протянула рыжая бестия, на секунду прильнув к нему, и тут же отстраняясь. Соков ощутил невероятное возбуждение и растопырил руки.

— А ну, попробуй — догони! — взвизгнула маленькая шалунья и, выхватив у него мороженое, выкинула его вниз под гору и припустила по набережной к мосту.

Это было самое захватывающее в его жизни преследование!

Дав капитану приблизиться на расстояние вытянутой руки, нимфетка вдруг поворачивалась в прыжке к нему лицом и, лукаво поболтав высунутым кончиком языка, снова оказывалась за дальними кустами. Соков сам не заметил, как очутился в парке. Люди будто вымерли — на Мосту самоубийц никого не было. Тяжело дыша, он приблизился к призывно улыбающейся Лильке…

Один прыжок — и она, балансируя руками, застыла на чугунной ограде. Её расширенные глаза глянули на него в упор — и он почувствовал в них что-то настолько же родное, насколько и бесконечно враждебное.

— Pater Noster! In nomine Domini… Лили Марлен! Да, так её тогда звали… Живой огонь Сатаны!..

— Поймаешь — твоя!

Сам не ожидая от своего тела такой ярой прыти, через секунду Соков уже был на ограде и бежал за бесовкой, перебирая берцами по узкому бордюру над пропастью и бормоча невесть откуда взявшуюся латынь…

Как лунатик — если не смотреть вниз, то ни за что не упадёшь. До цели теперь оставался всего один шаг… Капуцин-капитан протянул руки — и потерял равновесие, натолкнувшись на невидимую преграду.

Зелёные глаза девочки не выражали ровно ничего человеческого, и вдруг он с ужасом понял, что во всей этой фишке не так. Вертикальный зрачок.

— Вспомнил меня, монах?

— Я не монах… Я… это… я оборотень в погонах. Прости меня, Лили Марлен! — он замахал руками — но центр тяжести был уже критически утрачен.

— Оборотень — я. А тебе — удачного приземления, брат Ансельм! — последнее, что он успел увидеть, был стремительно летящий навстречу снизу чёрный асфальт в прошлогодних выбоинах.

ГЛАВА 5. BAD TRIP

— Знаешь, почему я выразил недоверие рассказу Бориса?

— Странный вопрос. Разве можно верить, когда нам рассказывают явные небылицы?

— Нет, я не верил не потому. Он врал, но не всё сплошь при этом выдумывал. Кое-что Борис даже от нас утаил.

А. Кондратьев. «Семь бесовок.»

— Абзац, дедуля! Теперь этот жирный правнук там надолго застрял — сияя веснушками, пропела рыжая плутовка, вбегая в избу и крутя на пальце ключи от хранилища.

— Застрять в подвале — это мы конечно, оно нам завсегда!.. — смахнув связку ключей невидимым жестом, ворчливо пробубнил мазык, контролируя боковым зрением «красный» угол. — Да ведь колотит в бубен, паскудник. А мне — воротà держи. Начудесил уже — поп приходил плакаться. Того гляди — прорвёт… Хлынут оттель, и кто — ты, что ли, с полицаями своими будете их держать?

— Полицаи, дед, скорей твои, чем мои. Сам знаешь. Гнал бы лучше в пень своего Гапона. И так он здесь на халяву. Не нравится — пускай отваливает назад, в свой девятьсот лохматый год! Ком цурюк — скатертью дорожка, — Лилька, демонстративно виляя худыми бёдрами, направилась в сени.

— Ты, баловница, опять со своими прошляками в городý управлялась. Вижу, что не без этого. Ужо тебе — хвост-то ть надеру.

— Т-сс! Петька идёт, — перебила взъерепенившегося деда лиса — тинейджер, тенью ныряя за косяк.

И впрямь, в избу ввалился с перекошенным справедливостью лицом сержант Пётр Ганешин.

— Ну, здравствуйте вам, Николай Николаич. Внучки, надеюсь, вашей нету?

— А тебе она пошто?

— Да ты не серчай, дед Коля. Ты же знаешь, у меня с Анюткой крепко — недорослями вашими не интересуемся по сексу, не солидол. Не серчай, просто больно она любопытная, Лилька. Разговор мой лично к тебе — Викентий на реке, не услышит.

— Чего надоть?

— Дед Коль, нам уже с области хмыря подослали про здешнюю ботву разузнавать. Луна полная, Аномалиха перья распускает — того гляди заколдобится. И что мне с этим всем прикажешь делать на фоне грядущих выборов? Давай уже как-то сотрудничать!

— Вам надо — вы и…