Цветы в тумане: вглядываясь в Азию

Храм и могила Сунь Сымяо находятся в деревушке, затерянной среди гор. Старые дома из сырцового кирпича, размашистые черепичные крыши. Улочки-тропы, небрежно выложенные отесанными камнями. Из таких же камней сложена лестница, ведущая к храму Суня. На одной ступеньке кто-то уже недавно – упрощенными иероглифами – выложил белыми камешками: «Если сердце искренно, будет духовная сила». Позади храма – могила Сунь Сымяо в форме, как было принято в древности, «конского крупа». Прямо у могилы огороды. В деревне тихо. На улицах ни души. Горный пейзаж, открывавшийся с площадки перед храмом, навевал все тот же музыкальный покой. Все как везде: «Дети Желтой Земли кутаются в истертое одеяло ветхих небес».

Только в соседнем доме два женских голоса одновременно и громко пели на разные лады. Один декламировал сутры под размеренный стук колотушки. Другой, визгливый и хриплый, но профессионально поставленный— явно звучало радио или компакт-диск – выпевал какие-то куплеты. Мне сказали, что это ария на местном диалекте, и она посвящена серьезным историческим событиям. Но тон ее был как будто пародийный, насмешливо-частушечный.

Два голоса, две совсем разные интонации из одного дома. Сумбур звуков посреди непременного домашнего бедлама. Как огороды у могилы мудреца или груда хлама перед домашним алтарем. Один голос словно освящает, освещает лучами вечности быт, без которых в китайской жизни нет красоты. Слушая его, понимаешь, что прекрасный пейзаж и вечная неприбранность, какая-то ненарочитая заброшенность китайской деревни имеют общую основу: чистую спонтанность бытия, бездну хаоса, которая отсутствует в себе, сама себя не знает. Другой голос отмечает встречу непостижимой естественности жизни с покоем Неба. А в результате получается, что низовая, «народная» культура в Китае питается пародированием культуры элитарной и тем самым, как ни странно, сама питает традицию. На руинах высокого стиля пародия удерживает память о его величии. И китч удостоверяет святость духовных отцов в эпоху, когда в нее уже не верят. «Отступив – завладеешь».

Китайские мудрецы утверждали, что все есть подобие и полная естественность жизни кажется чудом. Вездесущность подобия освобождает, ибо она не обязывает ни принимать мир, ни отвергать его. Дело человека – хранить тончайшую, вечно ускользающую грань между действительностью и ее подобием. Среди всеобщей двусмысленности на его долю остается безупречная искренность отношения к миру. Человек воистину защищен только этой открытостью первозданному зиянию мира-хаоса. Хотя бы потому, что она предшествует всем мыслям и поступкам. «Искренность сердца дает духовную силу».

Чунцин и Дацзу

Быстро бегают нынче китайские поезда. Расстояние от Чэнду до Чунцина в 320 км поезд преодолевает за два часа. А местность гористая: только вырвешься на просторную долину, сразу в ущелье или в туннель. Не успеваешь разглядеть пейзаж за окном. Вот так, глазея по сторонам, но мало что видя, проделал я свое одиночное путешествие после того, как расстался со своими спутниками в Чэнду. Моей главной целью были знаменитые пещеры со скульптурами в местечке Дацзу. Оказалось, что из Чэнду туда не ходят ни поезда, ни автобусы. Решил ехать в Дацзу через Чунцин – путем хоть и кружным, но надежным. Это было правильное решение. Сойдя с поезда в Чунцине, я сразу же наткнулся на турагентство, предлагавшее поездки в Дацзу. Недолго думая, купил путевку, и меня с почетом и дружескими разговорами доставили в гостиницу, откуда на следующее утро экскурсионный автобус отвезет меня в Дацзу.

Отдохнув в просторном гостиничном номере, собрался на прогулку. В душе разгорелся азарт путешественника: понять невидимый фокус, скрытую пружину жизни незнакомого города. Первое впечатление: город жадно тянется вверх как роща молодого бамбука. Вдоль извилистой ленты реки взметнулись вверх ряды многоэтажных домов, кое-где дорастающих до маленьких небоскребов. Они строятся целыми кварталами, а по ночам слепят глаза разноцветной иллюминацией. Синие, желтые, багровые линии подчеркивают вертикаль этих домов-досок. Крутые подъемы – фирменный знак Чунцина, придававшие ему когда-то особую «романтику». Теперь они передали свой динамизм взлета экономике города: Чунцин – один из самых динамично развивающихся городов Китая. Неспроста его отделили от провинции Сычуань и превратили в автономный мегаполис наподобие Пекина и Шанхая. К тому же Чунцин несет на себе налет столичного шика и величия: он был столицей Китая в годы антияпонской войны. Эту особенность Чунцина новая власть постаралась перебить (но и подтвердить) рядом монументальных сооружений. Центром города – единственный известный мне случай – стал памятник Освобождению в виде, как уже можно догадаться, высокой стелы.