Тучи идут на ветер

— Ларион? Забыл, как в родную хату попасть?

— Тут забудешь… Не один ты, братушка…

Возбуждение брата удивило Бориса. Новости из Веселого. Постороннего стесняется. Что может быть? Мачеха делилась слухами о событиях в Новочеркасске…

— Выкладывай, не таись.

— В Багаевской офицеры появились… Новочеркасск захватили красные.

— Слыхал брехню такую.

— Не брехня, — отозвался Красносельский.

С этой вестью шел. Что еще у него? С глазу на глаз говорят не пустое. Заметив, брат садится, выпроводил:

— Ты, Ларион, ступай до бабки Степаниды. Хлопцы там… Мы погодя подойдем.

Надоело и самому Красносельскому петлять по закрайку. Не дождавшись, покуда младший Думенко свернул в проулок, заговорил:

— Новочеркасск и Ростов в самом деле взяты революционными войсками. Атаман Назаров арестован. Власть на Дону в руках Военно-революционного комитета.

— Эка, сведения, — усмехнулся Борис, все еще не одолевший внутренний натянутости к этому человеку. — Проводов в хутор нету…

— Я ночью из Торговой. Сведения самые достоверные — по телеграфу. В Великокняжеской тоже изгнали окружного атамана. Готовятся к съезду… выбирать Советы.

— Вон куда уже… Де-ела.

— Борьба за Новочеркасск и Ростов может возобновиться. На Дон сбежались тысячи офицеров и генералов. В Ольгинской Корнилов сбивает войска. Донская контрреволюция пытается поднять богатых станичников. Недаром в Багаевской объявились офицерские части. И в нашем хуторе немало таких, кто готов сесть в боевое седло. Старики — поголовно, наполовину и фронтовики.

— Меня до каких причисляешь?

Петр не обратил внимания на его усмешку.

— Великокняжевцы создают партизанский отряд. Скликают добровольцев, фронтовиков, молодежь. За Ма-ничем такие отряды уже есть в Платовской, Большой Орловке, Большой Мартыновке… А в наших станицах нет. Поезжай до самого Новочеркасска. Затем и пришел… Посоветоваться.

— Не знаю, чем могу… Я не большевик.

— Но Советы, думаю, тебе не чужды. Или устраивает атаман?

— Думаешь, артиллерия, ты натурально… — Борис хлопнул перчатками в колено. — А вопросы ставишь глупые. Из давнишних казачинцев никто бы такого у меня не спросил.

— Не обижайся. Другой раз в глаза видим друг друга.

— А чего зря болтать? Атамана я со спокойной совестью… Винтовка моя в порядке.

— Гм, сагитировал…

— Видал таких агитаторов. Были на батарее. Не бойсь, не докладывал по начальству, а службу спрашивал.

Петр поднялся.

— Что ж… по рукам, Думенко. За тобой пойдут. Особенно ребятня. Завтра созовем набатом хутор. Пусть избирают Советскую власть.

Рукопожатие получилось крепким.

2

Ветер трепал полы шинели, спутывая ноги, мешал идти, вырывал из цигарки искорки и уносил в свинцовую мглу. Крупа больно секла лицо.

К бабке Степаниде можно было попасть напрямки, огородами, но Борис нарочно пошел через плац: захотелось обдумать, поставить все на свои места. Поэтому отправил и Красносельского: иди, мол, догоню. Разговор его взволновал: понимал, взыграла в нем застарелая обида. Выставит принародно Филатова, унизит, утолит свою давнюю ненависть. Но к этому примешивалось и другое, наиболее важное — рушится старое, страшное и унизительное, чему возврата он не желает…

Постоял возле церкви. Ветер гулял по звоннице, раскрытой со всех сторон, простуженно пел в колоколах. Вспомнилось, как они разговлялись на колокольне жаренным в тесте гусаком бабки Домны. Усмехаясь, обежал взглядом неясную цепочку плетней, угадал знахар-кин курень. В летней кухне светился огонек. «Куренку гонит…»

Что-то отделилось от плетня, зачернело в проулке. Сдавил пальцами глаза: не померещилось? Всадники. За малой группой выступила плотная масса. Передний повернул коня. В тулупе, голова замотана башлыком. Глуховато спросил:

— Скажи-ка, братец, хутор этот Казачий?

— Так точно.

— Нам правление.

— А вот.

В знак благодарности офицер угостил куревом. Стащил Борис пуховую перчатку, долго копался. Выгреб три папиросы. Сунул в рот, остальные хотел положить обратно, но щедрый хозяин успел захлопнуть портсигар.

— Вижу, из служивых… Казак?

Борис завозился, устраивая папиросы в пазухе: слыхал, но на вопрос не ответил. Спросил в свою очередь:

— Из Новочеркасска?

Не ответил и офицер. Повернувшись в седле, поднял руку — давал сигнал.

Сворачивая за ограду, он увидел: из проулка вслед за всадниками въезжали на плац тяжело груженные подводы. Пыхтя пахучей папиросой, заспешил на окраину хутора.

В хате Степаниды застал картежную компанию. Карты нерастасованной колодой лежат посреди стола, рядом — непочатая бутылка. Говорил Красносельский. Строги, хмуры лица ребят. Бросил папаху и шинель на ларь поверх кучи одежи.

— Чуешь, Борис, об чем тут артиллерия балачки травит, а? — вскочил Мансур. — Филата из правления вытурить, а Советы вселить.

Борис, не глядя ни на кого, положил на стол папиросы.

— Пробуйте, офицер угостил.

В дверь вломились двое, из молодняка. Запыхались — бежали.

— Казаки! Полон хутор! С самого Новочеркасску!

— Атаман расставляет по казачьим дворам подводы…

— А подводы полны ружей да бомб!

— Погодите, — оборвал Красносельский. — Оружие, говорите, в подводах?

Парни неуверенно затоптались.

— Казаки промеж собой…