Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)

  Неупокоенные сходились к Мямле со всех уголков Склепа, и в некоторый момент времени даже содержанец в цилиндре, будучи на пике экстаза самолюбования, который с ним случался всякий раз после особенно длинной и понравившейся народу речи, обратил внимание на происходящее в зале. Он, свято веривший, что дело сделано и никто более не посмеет вступиться за мягкотелого, уже было собирался возвратиться в саркофаг, и еще лет десять лежа в нем, слушать восторг местных подхалимов, восторженно обсуждающих его речь. Теперь же внезапно выяснялось, что дело-то вовсе и не кончено и даже наоборот, - выяснялось, что у противной ему стороны, оказывается, имеется один из худших доводов краснобаю, каковыми во все времена являлись вещественные доказательства и очевидцы. Из-за вещественного доказательства содержанца некогда вздернули, из-за очевидца он теперь мог утратить власть. И в совокупности этих двух суждений, разом связавших внутри него прошлое и нынешнее - суждений, что подвели его, и так просуществовавшего после смерти много дольше, нежели отведено иным личностям его склада, к призрачной черте, - определилось его будущее, и содержанец, напоследок полыхнув зеленым пламенем, догорел. Лишь череп его остался полыхать среди прочих костей, а над черепом, - цилиндр. И цилиндр тот вскоре начал полыхать тоже. Он сгорал в зеленом пламени, но дымка, поднимающаяся от вершины цилиндра, была не зеленой, а синей. И синяя эта дымка и весь цилиндр разом напомнили Фердинанту - одному из немногих свидетелей кончины вождя - трубу локомотива. Ни он и никто из свидетелей не знали будущего и даже настоящего в не столь отдаленных местах. Они не видели заводов и высоких труб, что как грибы после дождя распространялись от более цивилизованных регионов Фэйр к менее цивилизованным. И чем кислотнее становились дожди, тем скорее и массовей плодились заводы, и всюду за ними следовал смог.

  - Ой! - вот и все, что успел сказать оратор, прежде чем упокоиться. Весь свой век он упражнялся в красноречии, большую часть посмертия он готовился к упокоению, думал о том, что скажет в последние минуты.

  Очень часто люди не говорят того, что хотят сказать на самом деле. Очень часто обстоятельства и требования общества способствуют умалчиванию. Хотел ли он сказать то, что сказал и так ли представлял свою кончину? Наверняка нет. Он, верно, самонадеянно полагал, будто есть в его статусе нечто большее, нежели временное высокое положение. В своем исключительном таланте говорить усматривал вечность памяти, но за век свой не поднял и не макнул пера в чернила ради пары стоящих строк на бумаге. Он - живущий мгновением и не помнящий собственного имени - рассчитывал, что имя его запомнят и передадут языки последователей, обеспечив вечную славу и признание. Никто из подхалимов не услышал последних слов содержанца в цилиндре, но даже если бы и услышали - их практичные умы не видели смысла в поддержании умирающего режима, но видели смысл - встать у истоков нового режима в момент его зарождения. Они сейчас стояли вокруг Мямли и внимали его рассказу. Вечный революционер, оказавшийся на проверку не таким уж и вечным, только говорил о революции, призывал к изменению действующего порядка вещей, но сам не предпринимал ровным счетом никаких решительных действий, только лишь поддерживая то состояние вещей и ту власть живых, к свержению которой призывал.

  Лишь два мертвеца обратили внимание на гибель вождя. Оба этих мертвеца были стариками даже по здешним меркам, и оба они некогда умерли по его вине. Оба этих старика давным-давно позабыли отчего они умерли, их кости покрылись пылью, как винная пыль в недопитых бокалах, которая на момент разлива вина была еще жидкостью. Теперь они сидели и что-то смутно вспоминалось им, что-то связанное с произошедшим. Вспоминалось и вновь терялось, слишком давнее и слишком трудное, чтобы помнить.

  Когда же пламя распада угасло, и только слабые угольки остались тлеть в глубине глазниц черепа содержанца, наиболее расторопный из переметнувшихся подхалимов подошел, и подняв то, что осталось от цилиндра, водрузил это что-то на череп Мямли.