Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)

  Он не услышал оглушительного рева, не почувствовал слизи на своем лице, - слизи летящей во все стороны из глотки твари. Он увидел ряды зубов, торчащих из плоти придатка. Плоть, покрывавшая язык Твари, была хоть и мягкой, по сравнению с пластинами костной брони, покрывавшими большую часть тела Твари, но вздумай Мортимер сейчас взмахнуть мечом, он точно знал, что меч застопорился бы, не войдя в плоть глубоко, а то и высек бы искры, ударившись и отскочив от нее в сторону. Однако лорд в том миг был бесконечно далек от борьбы, и когда щупальца, обхватив его за руки и за ноги, подняли высоко над мостом, он не нашел в себе сил оказать сопротивление, мог лишь тупо смотреть перед собой, точно так, как долгие годы до этого, - тупо смотрел с высокой башни на творящийся внизу произвол. Смотрел, лишь изредка вмешиваясь, потакая минутным порывам, а не здравому смыслу и заботе о подданных, вверенных ему, потакая во вред - не во благо. Он не по сторонам теперь смотрел, не смотрел на руки или ноги, сухая плоть и кости которых трещали, сдавленные щупальцами; трещали, словно сено, а сам лорд тогда был чучелом. Не спасала даже броня, которая с течением времени лишь все больше сдавливала плоть и прогибалась под силой Твари, неспособная превозмочь ее.

  Так как не смотрел по сторонам, то и не видел высоты, на которую поднимались щупальца и он, удерживаемый ими. Чем дальше от тела, тем тоньше, чем ближе к телу, тем толще, словно оковы они ограничивали его свободу, и это чувство, которому не ведал названия, еще больше коробило его и утверждало в собственном безволии. Уже тогда лорд был заложником положения, в которое оказался вовлечен, выйдя из замка, возведенного им вокруг себя, а все последующее было закономерным тому итогом. В действительности большую часть своей жизни он был заложником этого положения. Покинув футляр законов и предрассудков о собственной несвержимости, лорд, быть может, впервые за всю свою жизнь, или по крайней мере, впервые за долгое время, поколебался в чувстве собственной значимости. Не иначе как чудом его рука продолжала удерживать меч, будучи обездвиженной. Меч был властью, Мортимер - старым порядком, а Тварь и ее щупальца - концом старого порядка и началом нового.

  Лорд воспринимал происходящее с ним не как участник, но как сторонний наблюдатель. Как бы сбоку он смотрел на Тварь и на себя - на тело, удерживаемое ею. Мысленно стоя на крепостной стене, он наблюдал со стороны могучие плиты брони, подвижные щупальца, покрытые чешуей. Все, что не было костью, - было плотью, а плоть и кость вместе составляли Тварь.

  Вдруг нечто черное и визжащее выметнулось из окна и упало на спину чудовища. Черный ком не имел имени - наиболее отожранный из нелетучих мышей, демонстрируя невероятную преданность хозяину и несостоятельность собственного вида, бросился на помощь лорду вопреки инстинкту самосохранения.

  Коготки мыша скрежетали по пластинам, брюхо волочилось по ним же. Рудименты крыльев вяло трепыхались. Они, непригодные даже для недолгого планирования, распирались воздухом подчас смещений Твари, отчего мыша носило из стороны в сторону, бросало, как бросает волнами маленький баркас во время большого шторма. Мышь мчался по пластинам, как мог карабкался по ним, и, постоянно отлетая назад, вновь взбирался и карабкался. Эта борьба продолжалась какое-то время, и тварь, казалось, не замечала мыша, пока однажды по чистой случайности он не обнаружил выступающий участок среди прочих ороговелостей на ее теле. В этом месте, между складок брони, находился глаз Твари. Глаз был недоразвит - наследие вольноживущих предков, в данной среде обитания совершенно не пригодное. Обнаружив глаз - слабое место - мышь, не раздумывая, полоснул по нему когтями.

  Многотонные щупальца колотили по стенам. Все больше их показывалось из воды, все больше обломков летело вниз, тонуло среди ядовитых волн и взбитой пены. Маленький мышь потерялся и погиб. Он еще цеплялся за панцирь несколько мгновений, но в один из рывков взбешенной Твари был отброшен ею и исчез под одной из волн.

  Мортимер стоял на стене и наблюдал происходящее, как какую-то постановку. Он видел, что тело его носит из стороны в сторону, чувствовал крепчающую хватку щупалец и отдаленно слышал собственные же трещащие кости. Стоя там и глядя со стороны, он видел, как гаснет свет и задвигаются шторы, но не мог принять этого. Не своя судьба, - судьба мыша - столь любимого им существа, вдруг бросившегося ему на помощь, - заботила его. Впервые в жизни, какой-то частью своего небьющегося, мумифицированного сердца, он ощутил прилив душевного тепла. В тот миг, когда мышь сорвался и упал, эта едва натянутая струна - связующее звено между Мортимером и прочим миром, - оборвалась. Разрыв ее был настолько громким, что вывел лорда из прострации, и ввергнул его обратно в бренную плоть.