Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)

  Тварь между тем позабыла о мести. Одно щупальце отпустило Мортимера, второе - продолжало удерживать. Печальная участь мыша - верно, единственного небезразличного ему существа - преисполнила лорда ненависти и побудила к решительным действиям. Рука Мортимера по-прежнему сжимала меч, он занес его и ударил. Лезвие пришлось меж чешуи. Новая волна боли прокатилась по телу Твари, а раненое щупальце, дернувшись, отправило лорда в полет.

  Словно пушечное ядро он летел. Только и видел, что свои ноги и уходящую под воду массу твари. Видел мост, такой маленький с высоты. Видел меч, выпущенный им из руки. Меч, проворачиваясь, летел вверх, лорд падал вниз и только меч, как точка отсчета, существовал для него теперь. Вот - пронеслась под ним крепостная стена, а вместе с ней и барбакан, вот - потянулась площадь, переполненная революционерами.

  Кто-то из мертвых поднимает руку и кричит, указывая на небо. Все больше мертвых оборачиваются и присоединяются к тому крику, а лорд падает и для него существует только меч, блистающий в лучах светила, - упущенная им власть.

  Мортимер лежит на мостовой, вытянув правую руку вверх, перед собой. Лишь лица мертвых окружают его. Такие ненавистные тогда и такие безразличные теперь. Революционеры толпятся вокруг лорда. Они ничего не предпринимают и только смотрят на него, в то время как сам лорд смотрит в небо. Лицо Мортимера бесстрастно, губы не шевелятся, взгляд застыл. Из груди лорда торчит меч. Он пронзил его кольчугу, как шило сапожника пронзает кожу. Во всю глубину тела вошел меч в грудь Мортимера, но с камнями мостовой не совладал. Из раны хлещет что-то красное. По мере того, как вино покидает тело лорда, его плоть истончается, сереет, исходит зеленым дымом. С каждым мигом все больше напоминает плоть мумии.

  Один из революционеров наклоняется, макает два пальца в лужу, пробует вино на вкус гнилым языком, но ничего не чувствует... Революционер умер не так давно, и старые привычки еще живы в нем, тогда как тело мертво. Разочарованно сплевывает, в сердцах ругается и уходит, расталкивая ротозеев. Некоторые из них сочувствуют ему, другие раздраженно толкают в ответ, многие следуют его примеру, - один за другим революционеры покидают площадь.

  Глава XI

  Физическая усталость, - неизвестна мертвым. Поначалу это кажется им благодатью, с течением времени невозможность заснуть и таким образом сбросить балласт воспоминаний все больше напоминает проклятие, а после уже все равно и уже ничего не кажется и не становится, или кажется все, - тут уж как поглядеть.

  Усталость моральная, в отличии от усталости физической, - характерна мертвым. Неподкрепленная эмоционально это своего рода скука, которая чем дольше тянется посмертие, тем более усугубляется и никогда не прекращает терзать неупокоенных изнутри.

  В определенный момент времени внутреннее истощение начало распространяться от революционера к революционеру. Закономерно, оно пришло на смену гневу и ярости, и не испытываемого чувственно, но выражаемого через действия возбуждения от нового для мертвых состояния причастности к чему-то большему, - причастности к революции. Как и все новое, это возбуждение вскоре устарело и более не вдохновляло их на действия, а воспылавший было огонек в глазах, - угас.

  Теперь тела неупокоенных шатались по улицам Хельмрока бесцельно, передвигались вяло и неуверенно, с каждым шагом все медленнее. К моменту начала уныния выгорели все идеалисты, и даже головорезы устали грабить, тем более что по прошествии времени, - грабить стало нечего. Теперь случалось революционеру слечь прямо на улице, даже не дойдя до гроба. Штабелями они ложились, как оловянные солдатики в коробках, и вяло перешептывались, пока совсем не замолкали, исчерпав темы для разговоров, и тогда лежали, глядя в небо.

  Спад начался с того дня, как лорд Мортимер был порабощен, а Хельмрокский замок взят. С тех пор Мортимер числился политическим заложником и был послан гонец, чтобы оповестить короля о готовности мертвых вести переговоры с живыми. Гонец был послан с инициативы Мямли, в тайне от Рори, который был против любых связей с государством и внутренне уже готовился к сдаче города, собирая ценности и планируя пути отхода. Гонец этот был жив до поры до времени (мертвые не могли покинуть Хельмрок из-за рек вокруг него и их сакрального значения), - его по пути через Седжфилд крестьяне подняли на вилы, а письмо, что было при нем, отложили до поздней осени на растопку печей.