Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)

  Письмо это ничуть не походило на обычные письма, которые можно подержать в руке. Огромное по объему, состоящее из длинных предложений, некоторые из которых тянулись бесконечно долго (на страницу, а то и две), оно было ближе к философскому трактату, нежели к сообщению. Создавалось впечатление, будто тот, кто письмо составлял, не умел писать и не имел ни малейшего представления о том, из чего обыкновенно состоят письма, что отличает их от прочей письменности, и для чего вообще они предназначены. Если же прибавить к тому море зачеркиваний и чернильных клякс можно бы было допустить, что кто-то писавший это письмо сомневался в собственных суждениях, подолгу раздумывая над каждым словом, или же, что письмо писали под диктовку.

  Впрочем, печальная участь гонца и недоставленная им посылка ни на что существенно не повлияли: власти и так знали о революции, о ней пускай и шепотом, но говорила вся страна (а некоторые даже кричали), только вот та революция, о которой страна говорила, не имела ничего общего с переворотом в Хельмроке. В Хельмроке было восстание мертвых над живым, и оно по временным рамкам пришлось к началу куда более грандиозного процесса, охватившего весь Фэйр с участием соседних государств.

  Беломраморные мостовые столицы без конца орошались свежей кровью, то тут, то там слышались крики и мольба о пощаде, целые семьи вытаскивали прямо из домов средь бела дня за пособничество в заговорах и клевету, опечатывались входы жилых зданий и увеселительных заведений, а дальше путь их хозяев лежал только в одно место, - на эшафот.

  Вместе с ожесточением политики и падением уровня жизни активизировались шпионские ячейки других государств и тайные сообщества, доселе выжидавшие момента, пришли в движение. Под видом безвозмездной помощи они вселяли в сердца людей противоречия. Желающим отплатить им за поддержку выдавались разного рода поручения: иногда доставить сообщение, а иногда подсыпать яду в чей-то бокал. Так как помогали выборочно - и благодарных обычно находилось множество. Они не задавали вопросов, а умирали от отравленного вина чаще всего оппозиционеры, выступающие на стороне простых граждан и противодействующие политике государя, но законным путем.

  По ночам благодарные разбрасывали листовки, становясь жертвами специальных патрулей, занимавшихся ровно противоположным. К утру листовок не оставалось, а кровавых подтеков на белом мраморе становилось больше. По ночам в переулках клеились афиши с призывами к борьбе. К утру афиши сдирались, или заклеивались другими афишами, с пропагандой, или печально известными лицами разыскиваемых преступников.

  День ото дня положение столицы лишь ухудшалось, а как известно, - рыба гниет с головы, и если принять за голову рыбы столицу королевства, возмущения масс и ожесточение режима (как закономерная реакция на них) неминуемо распространялись от центральных регионов Фэйр к периферии. Если же принять за голову рыбы верхушку правящей власти, то несомненно нашлись бы среди влиятельных людей и те, кому нынешняя обстановка пришлась бы на руку. Логично предположить, что люди эти уже на момент начала заварушек были не в последних рядах среди власти, но и не в первых, иначе бы раскачивать корабль - менять сложившееся положение дел - скорее всего, было бы им во вред. И кто, если не первый помощник завидует капитану и мечтает самому стать капитаном? Кому, если не первому помощнику выгодно раскачивать корабль и пробуждать в моряках ненависть к их лидеру и порядку, который он олицетворяет?

  То, что происходило в столице Фэйр, - происходило в самом сердце этого огромного корабля - не было случайностью, но было целенаправленным воздействием, конечная цель которого состояла в том, чтоб вывести корабль на мелководье, поднять бунт и организовать новое общество на том клочке суши, где они окажутся. Единственное, чего не учло большинство бунтующих - это то, что Фэйр - никак не остров среди океана - но богатое государство на плодородных землях в самом центре материка, окруженное со всех сторон недругами. И даже те союзники, что еще год назад клялись королю в вечной дружбе и верности, сейчас, почувствовав слабину, медленно вытаскивали клинки из ножен, алчно поглядывая на здешнюю благодать.