Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)

  Если представить народ - костью, революционеров и действующую власть двумя головками этой кости, а мягкие ткани, окружающие эту кость, - королевством, то с каждым днем все больше трещин появлялось на этой кости, все больше она прогибалась под давлением внешней среды. Внешней средой были близлежащие государства - соседи Фэйр и первейшие конкуренты. Внутреннюю и отчасти внешнюю среду также создавал Икарий, проводя реформы от имени государя. С каждым днем умножались трещины на кости, а старые - не успевали срастаться, некоторые из трещин срастись не могли в принципе - настолько значительными оно были и непоправимыми. Вопросом времени был тот момент, когда трещин станет слишком много и, не выдержав давления, кость преломиться надвое. Тогда прольется кровь, а брат поднимется на брата в месте открытого перелома. И тучи мелкой мошкары слетятся пить эту кровь, но больше всего достанется паукам, а главный и крупнейший среди пауков, злопастный зачинщик всего, - первый советник Икарий.

  Прямо сейчас по всему королевству действовали или ожидали указаний для дальнейших действий шпионы Икария, но количество верных и обученных агентов было ограничено. Даже располагая множеством проверенных источников во всех ключевых городах всех государств континента, Икарий не считал необходимым держать руку на пульсе жизни незначительных внутренних регионов Фэйр, вроде все того же злополучного Холлбрука, тем более, что в случае с Холлбруком, - пульс давно не прощупывался.

  Глава III

  Время близилось к обеду. Управившись с ежедневным отчетом, Икарий отступил, кланяясь, а Люций поднялся и прошелся по комнате, разминая затекшие члены. Лицо короля первое время после выдачи указаний было красным, улыбка то и дело искажала его уста, а внутреннее распирало внешнее, что происходило с Люцием по окончанию каждого этапа ежедневной рутины.

  Ходил он туда-сюда, от одного уголка комнаты к другому, не замечая скомканные планы, еще несколько часов назад так сильно занимавшие его, - ходил и топтался по ним. Он, казалось, не знал совершенно, куда ему приткнуться, и потому переходил из места на место в надежде, что когда окажется на нужном, его вдруг настигнет озарение свыше и откроется великая истина.

  Сложись судьба короля иначе, доведись ему родится в любой другой семье, он верно бы ходил точно так сейчас, из места на место, в поисках работы, не зная совершенно, чего ему от жизни нужно. Из одних мест его бы гнали, как бесполезного ротозея-мечтателя, в других - изживали бы со свету, из третьих - он сам бы уходил, когда страсть к очередному "делу жизни" поутихнет, а само "дело жизни" покажется ему незначительным, не стоящим и ломанного гроша. Так бы и ходил он, верно, неприкаянным до глубокой старости туда-сюда, и хорошо, если бы были добрые люди в окружении, готовые кормить его и одевать за свой счет. Иначе - рано или поздно неминуемо остался бы ни с чем. Оказался бы на улице в одних штанах с дырявыми карманами, в рубахе, но не шелковой, в туфлях, таких же ношенных, как теперь.

  Блуждая так по комнате, Люций то подходил к столу и тогда двумя пальцами ворочал страницу открытой книги, не собираясь, впрочем, читать ее, - ворочал просто, чтоб занять чем-то руки; то к полками подходил, высматривая что-то среди корешков книг с полустертыми названиями; то вновь к окну подходил, приоткрывал его, пытаясь уловить обожаемый им полуденный аромат, безнадежно испорченный и утраченный теперь, по полудню. Куда бы не заносило короля его "шествие ума", нигде не находил он того, что искал. И хотя глубинно понимал, что не найдет здесь того, что ищет, он все равно продолжал поиски, - таков уж он был, этот Люций. Не зная даже, что ищет, - все равно продолжал искать.

  Все это время, пока король ходил по комнате, Икарий стоял, терпеливо ожидая. Казалось, первый советник ничем не занят и теперь, отчитавшись, ждет, когда его отпустят, чтоб, выйдя за пределы комнаты, продолжить исполнять волю государя, - служить на благо Фэйр. Очень много труда было вложено в себя Икарием, чтобы у наблюдавших за ним людей складывалось именно такое ложное впечатление о нем, как об образцовом слуге, блюстителе интересов государя, ни о чем, кроме службы, не помышляющем. Известный высшему свету Икарий был восковой фигурой. Подобно ширме благополучия, которую удерживал он перед королем, настоящий Икарий был пауком, забравшимся в восковую оболочку и помыкавшим людьми посредством ее. Никогда бы и ни за что не признали бы они ту мерзость и скверну, которую представлял собой Икарий настоящий. Несуществующего себя лепил он из воска долгие годы, начиная от верности и непогрешимости службы и заканчивая штрихами внешности, отточенными и возведенными в абсолют. Икарий был вежлив и учтив с вышестоящими, требовательным, но приятным в обращение с подчиненными, за что его любили первые и уважали вторые.