Тварь из бездны времен

Все героические мифы, все рассказы о подвигах с незапамятных времен воздавали должное мужчинам, которые храбро сражаются за свою жизнь, вооруженные только грубым оружием или вообще без оружия. Вовсе обязательно быть великаном–убийцей, чтобы противостоять Голиафу, как противостоял прославленный тезка Дэвида Дормана. Одно уже то, что Дэвид даже не носил пращи и ничего не знал об особенностях своего противника — каким бы бесконечно хитрым и безжалостным тот ни оказался — уже давало ему право думать, что стал славным продолжателем древней традиции.

Но он не испытал никакого удовлетворения от этой мысли, вовсе никакого. Как он мог быть уверен, что человек, которого ему, вероятно, удастся одолеть в рукопашном бою — если случится чудо — не носит при себе оружие. Вполне возможно, что это не сильный и смелый мужчина, а какой–то бедный, перепутанный нищий, лишенный каких–либо примечательных качеств, в том числе и добрых чувств, отличающих истинных самаритян. Означает ли это, что неведомый человек заслужил, чтобы на него напали и убили?

Отказать в помощи напутанным чужакам, даже зная, что незнакомцы могут умереть — это, безусловно, не слишком хорошо. Но это, в самом деле, не преступление; вряд ли следовало за такое карать смертью.

Дорману потребовалось приложить усилие воли, чтобы выбросить подобные мысли из головы. Ему было необходимо напомнить себе, что он будет бороться за нечто большее, чем его собственное выживание; он будет отстаивать жизнь Джоан, так же, как свою, а на другой чаше весов будет жизнь неизвестного человека, который, если он окажется презренным и жестоким, просто лишится права на жизнь.

Это, конечно, выходило за рамки спора. И иногда о таких вещах совсем не обязательно думать — просто нужно действовать. Необходимо забыть, что у тебя есть совесть, чтобы избежать губительных колебаний.

У человека есть врожденный инстинкт самосохранения, как сказала Джоан. И это, вероятно, так и будет продолжаться, пока звезды не упадут с неба.

Он прошел треть пути по направлению к движущейся фигуре и остановился на мгновенье, чтобы еще раз поднести бинокль к глазам и посмотреть вдаль. Человек, казалось, приближался очень медленно. Он пробирался через то, что казалось необычайно массивным сугробом, и останавливался время от времени, чтобы наклониться и очистить пространство перед собой широкими взмахами рук.

Дорман не мог точно определить, в каком направлении он двигался, потому что один раз человек вернулся и пошел снова под углом к прежнему пути, который он, казалось, избрал минутой раньше.

Рядом с ним виднелось несколько неровностей ландшафта, которые могли обеспечить убежище, в том числе три огромных, покрытых снегом валуна и то, что представлялось длинным каменным строением с неровными, словно обломанными краями. Его вершина выступала над поверхностью льда, как колючки гигантского дикобраза, позолоченные солнцем, и в основании сооружения, которое не полностью скрывал лед, виднелись глубокие щели, из которых исходило тусклое мерцание. Казалось, солнечный свет разбился на ряд крошечных огоньков, танцующих в глубинах расщелин, в которых в противном случае царила бы непроглядная тьма.

Было что–то странное и мрачно угрожающее в строении, которое при обычных обстоятельствах вызвало бы у Дормана любопытство и заставило бы исследовать объект с близкого расстояния. Но сейчас все внимание Дэвида было приковано к закутанному в мех человеку.

Дорман был совершенно уверен, что человек двигался к какой–то цели, которая была крайне важна для него, цели, которая была, очевидно, скрыта от глаз резким подъемом равнины в ста футах или около того от места, где мужчина упорно работал.

Он как будто призадумался на мгновенье, решая, как лучше продолжить работу; возможно, все дело в том, что его продвижение затрудняли каменное строение и массивные сугробы. Но сейчас мужчина двигался мимо постройки неуклонно, не просто направляясь к высокому склону, а продвигаясь прямо к некой точке на возвышенности с непреклонной решимостью. Именно такую решимость, сказал себе Дорман, следует проявить и ему — как можно скорее.

Он опустил бинокль и снова начал приближаться к мужчине, крепко сжимая камень. По крайней мере, это было оружие, но он не заблуждался: оно не будет иметь никакого значения в том случае, если у одетого в мех человека есть ружье или пистолет.

Огнестрельное оружие? Возможно ли это, если Джоан права и они на самом деле вернулись в ледниковый период? Нет и еще раз нет — если она была права, конечно. Но как он может быть уверен в чем–либо, когда в один миг он бултыхался в заливе, а в следующий момент или почти тотчас же — брел по ледяной равнине в своей пляжной куртке, которая осталась совершенно сухой?

Если они оказались далеко в прошлом, разве они могли так скоро натолкнуться на другого человека? Разве все антропологи не сходятся на том, что в далеком прошлом все население земли не превышало полумиллиона мужчин, женщин и детей? Сто тысяч — наиболее вероятная цифра. Наиболее вероятная.