Тварь из бездны времен

Это была самая миниатюрная женщина, которую Дорману когда–либо приходилось видеть. Или так он думал в тот момент, стоя внутри ледяной хижины. Потом Дэвид вспомнил, что видел более десятка лилипутов в своей жизни; конечно, она не была такой же крошечной, как они.

Тем не менее она была ростом в четыре фута, и все что окружало ее, казалось хрупким и очень изящным — от изысканной формы ног, обутых в кожаные сандалии, до ее прекрасного, похожего на камею лица.

Она сидела в глубине хижины, которую он не мог назвать иглу — девушка ни в коей мере не походила на эскимоску, несмотря на теплый цвет ее загорелой кожи — и угасающие угольки костра, громоздившиеся в кругу маленьких камней, бросали мерцающие отблески на ее голые плечи и темные, распущенные волосы.

Дорман повернулся и уставился на Джоан, чтобы узнать, разделяет ли она его удивление. Он был почти уверен, что да, потому что Джоан молча смотрела и, казалось, почти не слушала, что говорил Эймс.

Эймс вошел последним и перегородил вход стоявшей рядом огромной рамой, как будто он знал: совершенно не нужно, чтобы солнечный свет струился в хижину и озарял крошечную голову девушки, подчеркивая ее

красоту, которую свет от костра так очаровательно раскрывал.

Мне снова приходится извиняться перед тобой за свое неловкое, резкое поведение, Тлана, — говорил Эймс. Ты пережила столько потрясений за последние несколько дней, большей частью они были неприятными, поэтому я должен был подготовить тебя к этому — кроме того, сегодняшнее потрясение может вызвать радость. Мы больше не одни.

Эймс прервался на мгновение, чтобы затоптать искры, которые надуло туда, где он стоял, легким ветерком с другой стороны; ветер проникал в помещение, хотя окон в хижине не имелось. Затем Эймс быстро продолжил:

— Это Джоан, а это Дэвид. Они пересекли границу совсем недавно, чуть позже меня, но не подрывали землю твоего отца. Все, что они подорвали, находилось в глубоких джунглях — хотя боюсь, что когда–то это тоже была собственность твоих предков. Они высадились с катера в нескольких милях к северу от твоей земли, провели какое–то время в джунглях, а затем снова вернулись на берег.

— Но зачем? — спросила крошечная женщина, быстро поднявшись на ноги и осмотрев сначала Дормана, а затем Джоан недоверчивым, настороженным взглядом.

— Они археологи доколумбовых месторождений, — сказал Эймс. — Я не уверен, что археологи тебе нравятся больше горных инженеров. Но если ты смогла побороть это довольно неразумное предубеждение в моем случае…

Он прервался во второй раз; глубокое убеждение отразилось в его глазах.

— Я уверен, тебе не трудно окажется думать о Дэвиде и Джоан как о друзьях, на которых мы можем положиться, друзьях, наделенных довольно необычной способностью сохранять твердость, когда все принципы мироздания постепенно исчезают. Я точно определяю таких надежных людей. Может потребоваться какое–то время на то, чтобы привыкнуть друг к другу, а может, единство будет достигнуто мгновенно. Со мной это случилось очень быстро. Это один из немногих талантов, которыми меня наделила природа, чтобы возместить некоторые значительные недостатки.

Теперь Тлана стояла рядом с Эймсом; она преодолела расстояния от огня до дверного проема, сделав семь или восемь стремительных шагов. Почти все недоверие исчезло из ее глаз, но она не отводила взгляда от лица Дормана, стоя перед ним в свете костра.

— Где… как вы познакомились? — спросила она.

— Я увидел его издалека, — ответил Дорман, продолжая крепко сжимать руку Джоан; точно так же Эймс продолжал сжимать крошечную руку женщины, чувствуя: в этой встрече было что–то такое, что могло показаться противостоянием; но вскоре все сомнения разрешились.

Нет — он выбрал неудачное слово. Это больше напоминало диалог, единение взглядов, как только что сказал Эймс — только теперь четыре головы вместо трех стремились добиться полного доверия, преодолеть все преграды на пути к пониманию.

— Издалека? — спросила Тлана. — Харви тебя увидел? Если да — вы были в опасности. Мы живем в страхе — в таком сильном страхе, что любому, кто появится вдалеке, будет угрожать опасность. У Харви осталось три пули.

Уже две, — сказал Эймс, крепче сжав ее руку.

Две? Так ты пытался застрелить его! А если бы ты не промахнулся…

Нет, Тлана, — сказал Эймс, качая головой. — Он увидел меня прежде, чем я его. Мне угрожала бы опасность, конечно, если бы он был вооружен. Он думал, что я дикарь из каменного века…

— Мы немедленно с эти разобрались, — быстро сказал Дорман. Он продолжал говорить мне, как он рад видеть меня такого же человека из мест, которые все еще можно было обнаружить на картах, прежде чем карты стали бессмысленными и мы… — Он не знал как продолжить. Потом он сказал: — Я обрадовался ему не меньше, чем он мне.