Тварь из бездны времен

Он медленно и осторожно прицелился и выстрелил.

Большой пистолет полыхнул огнем. Дэвид стрелял из оружия гораздо чаще, чем большинство ученых, но никогда не имел дела с пистолетами, которые давали такую отдачу или так жестоко рвали связки на руке.

Дормана едва не отбросило на землю и он, шатаясь, отступил назад, когда тонкая ленточка дыма закрутилась у его руки и рассеялась под внезапным порывом ветра, казалось, прорвавшегося из ниоткуда, чтобы опалить его холодом.

Огромный зверь не покачнулся и не упал. Но ничто не могло так быстро остановить его бег — разве только в воздухе не появился бы огромный ледяной экран.

Затем монстр медленно повернулся и пошел, погружаясь в снег, по замерзшей равнине, пока не скрылся за высоким холмом, тем самым, по склону которого тащился Эймс, когда Дорман впервые его увидел.

Когда Эймс заговорил, его полное спокойствие было таким же удивительным, как и внезапный, абсолютно неожиданный испуг зверя от одного выстрела, который вряд ли ударил в жизненно важное место на таком огромном, толстокожем и неуязвимом на вид теле.

— Похож на того, которого мы видели, только меньше, — сказал Эймс. — Но я говорил, что не собираюсь обсуждать это, пока мы не сможем более–менее строго контролировать свой разум. Возьми обе эти шкуры и одень — немедленно. Затем забери… Джоан. Теперь нам нужно двигаться гораздо скорее.

Он протянул руку и взял пистолет из дрожащих пальцев Дормана.

— Ты хорошо поступил, мой друг, — сказал Эймс. — Ты спас свою жизнь — и мою. Я сомневаюсь, что смог бы действовать с подобным хладнокровием. Можешь считать это комплиментом, потому что я точно не тугодум, когда возникают ситуации, требующие немедленного решения.

— Теперь осталось только две золотые пули, — с сожалением добавил он. — Но я не жалею о потере этой.

Дорман уставился на него, его губы вытянулись в тонкую линию.

— Я хотел бы вернуть комплимент, если не возражаешь, — сказал он. — Никогда не думал, что кто–то может сохранять такое спокойствие в подобных обстоятельствах. Я чувствую, как будто макушку моего черепа снесло.

— Все судят о спокойствии мужчины по том, насколько он владеет своим голосом, — сказал Эймс, слегка вздрогнув, как будто что–то острое ударило его по больному месту, такому, как одна из ран на его груди. — Многие людей говорили обо мне такое. Но позволь мне кое–что тебе сказать. У меня нет никакого уважения к людям, неспособным испытывать сильные эмоции, даже когда им угрожает смертельная опасность. В моем случае, это просто обманчивая видимость.

— Он был похож на зверя, которого мы видели, — сказал Дорман. — Но мы не просто его видели. Он атаковал…

— Сделай одолжение, не сейчас, — сказал Эймс. — Я имел в виду именно то, что ты слышал. Говорить об этом сейчас будет ошибкой.

Два меховых одеяния лежали в четырех футах друг от друга на снегу, и Дорман взял то, которое Эймс ему бросил в первую очередь. Он уронил шкуру перед тем, как схватил пистолет, но теперь он снова взял одеяние в Руку» прежде чем поднять другую шкуру. Он бросил легкую одежду на плечи, оставив ее болтаться словно плащ, и как раз поворачивался, когда Эймс сказал:

Ты будешь чувствовать себя намного лучше, когда окажешься у теплого очага и познакомишься с Тланой. Она полная противоположность спокойной женщины, но никто никогда не заставит ее признать это.

— Двум женщинам, у которых есть много общего, как правило, удается сохранять спокойствие гораздо лучше, чем одной, сказал Дорман. — Они получают поддержку друг от друга. В самом деле, в чрезвычайной ситуации женщины справляются лучше, чем мужчины. Вот почему они могут оставаться такими хладнокровными в военных госпиталях или в машинах скорой помощи, едущих между воронками от бомб.

Он похлопал по шкурам, лежавшим на его плечах.

— Ты получишь их обратно, прежде чем мы начнем этот подъем, неважно, как близко расположена ваша хижина из ледяных блоков. Но в одном ты прав. Мне они понадобятся минут на двадцать.

— Можешь быть чертовски уверен, что я прав, — сказал Эймс. — И я не приму их обратно, независимо от того, как часто ты купался в холодных горных ручьях, когда был ребенком. Когда мне исполнилось двенадцать, я часто уходил в море в январе, гораздо дальше к северу от Аризоны, я плавал в течение получаса и потом обсыхал на солнце, играя в баскетбол на пляже. А я не был особо крепким юношей. — Он кивнул. — Вот что я пытаюсь сказать — все дело в том, что говоришь себе. Ты говоришь себе, что не можешь замерзнуть — и не замерзаешь. Тело человека может выдержать куда более низкие температуры, чем думает большинство.

— Что ж…

— Я просто позанимаюсь физическими упражнениями, пока вы не вернетесь. Это не должно занять больше семи или восьми минут.

Дорман повернулся и зашагал в ту сторону, откуда пришел. Пять минут спустя он возвращался с Джоан по снегу.

Глава 7