Тварь из бездны времен

Дорман считал свои потребности менее важными и поэтому хотел уже настоять на том, чтобы Эймс оставил себе нижнее одеяние вопреки уже высказанным разумным соображениям. Но прежде чем Дэвид успел возразить, вторая шкура уже лежала у ног Эймса, а он стоял совершенно голый на ледяной равнине.

Дорман уставился на него, шокированный, недоумевающий. На груди и плечах Эймса были огромные, воспаленные волдыри и ссадины, которые начали заживать, но все еще имели уродливый вид.

— Меня сильно потрепало и побило, когда рухнула десятитонная землеройная машина, не на меня, конечно, но достаточно близко, чтобы отшвырнуть меня на большое расстояние, — сказал Эймс, как будто чувствуя, что должен извиниться перед Дорманом за такое неожиданное потрясение. — Вдобавок я получил несколько ожогов. Пламя…

Он резко остановился, его взгляд переходил от шкуры, которую он только что снял, к чему–то, находившемуся довольно далеко, в стороне от того места, где стоял Дорман. Плечи Эймса напряглись; казалось, мышцы почти начали пульсировать; мужчина встревожился; Дорман, заметив его беспокойство, в тревоге обернулся и посмотрел в ту же сторону.

Длинное, вертикальное каменное строение больше не было неподвижным. Оно начало не только двигаться, но и изменять форму, чего неодушевлённый предмет просто не имел права делать. Когда объект сгорбился и медленно поднялся, его зазубренная вершина перестала напоминать ряд игл дикобраза, выступающих из–под снега и льда. Верхушка распахнулась как веер, на ней выступили ребра и шипы, между которыми растягивались полупрозрачные полосы, которые светились на солнце морозным блеском.

Снег в основании каменного строения быстро двигался, кружился и поднимался в порывах ветра, обнажая залитые светом щели, придававшие объекту странный вид, отмеченный Дорманом с первого взгляда.

Что–то темное и уродливое поднималось теперь из окружающей белизны, как будто оголенная каменная плита отталкивала снег в сторону, подбрасывая его высоко в воздух. Подъем был таким быстрым, что предмет в два раза увеличился в размере, прежде чем Дорман угадал, что это такое. Его сердце замерло.

Длинноголовый, качающийся зверь, который двигался по замерзшей равнине, казалось, перенес его назад во времени, назад в момент кошмарной нереальности, когда именно этот монстр заставил его почувствовать, что только видения безумцев реальны, заставил его поверить, что существо пытается избавиться от дикой ярости, пожрав всю Вселенную, уничтожив все звезды одну за другой.

Огромный зверь, казалось, не подозревал, что он не одинок на равнине. Он продолжал раскачиваться из стороны в сторону, его голова была опущена, как будто он только что пробудился от спячки и искал, чем удовлетворить свой голод среди снега и льда — укрытия маленьких животных, возможно, с их пушистыми обитателями, лежащими возле входа, или какие–нибудь быстроногие ящерицы, защищённые от холода.

Монстр двигался, изгибаясь всем телом, его передние конечности почти касались снега. Но даже в таком положении он возвышался над равниной; вдруг он вытянулся в полный рост и медленно повернулся.

Дорман знал, когда чудовище увидело его, он угадал тот момент, когда существо впервые заподозрило, что два маленьких человечка глядят на него, слишком ничтожные, чтобы представлять физическую угрозу и все же отчего–то опасные. Дорман мог сказать, что знал хотя он не смог бы объяснить, как именно узнал это.

Теперь огромный зверь вышел из оцепенения — он приближался прямо к ним прыжками, словно кенгуру. Он продвигался так быстро, что на мгновенье показался искаженным изображением в зеркале, его короткие передние конечности выглядели еще короче, чем на самом деле, а задние удлинялись, расстилались, растекались, а затем снова обретали форму. Солнечный свет блестел на его рыжей, покрытой мехом голове и ниспадал на веерообразную поросль на спине, а длинный, конический хвост был окутан светящимся текучим ореолом. Монстр был бы точной копией чудовища в заливе — вот только он оказался гораздо крупнее.

Дорман услышал, как Эймс неистово выкрикивает предупреждение, и быстро отпрыгнул в сторону. Пистолет лежал почти у самых его ног, и он наклонился и схватил его, вытащив из кобуры одним рывком, опасаясь, что Эймс не сможет добраться до оружия вовремя.

Дэвид застыл неподвижно, сняв пистолет с предохранителя и положив палец на спусковой курок, наблюдая, как чудовищная тень вытягивается на замершей земле прямо перед ним.

Неужели он начал поднимать пистолет слишком поздно? Он на миг опустил взгляд, чувствуя, что если его вот–вот растопчут, то лучше этого не знать, а если он все еще может себя спасти, то сделает все возможное, сколько бы времени ему ни было отпущено.

Человек мог поднять пистолет, нацелиться и выстрелить так быстро. Если попытаться сделать это слишком быстро — значит, придется что–то пропустить, скорее всего — прицеливание.

Он был совершенно уверен, что прицелится хорошо, но тут увидел, что зверь все еще находился в сорока или пятидесяти футах от него, а его туловище представляло мишень в несколько квадратных ярдов.