Тварь из бездны времен

— Да, я знала, что это значит, — сказала Тлана, таким слабым и дрожащим голосом, что Дорману пришлось напрячься, чтобы разобрать слова. — Это значит, что мы здесь были не одни. Но это не так… — Она посмотрела прямо на Дормана. — Встретить кого–то, похожего на нас — кого–то, кого мы знаем и можем доверять. Только какой–нибудь человек из примитивного племени мог оставить такое оружие на снегу. Там были следы, ведущие от него, но это были не только следы человека. Следы напоминали следы великана, только больше — гораздо больше. Вовсе не человеческие…

Тлана начала дрожать еще сильнее, и Эймс крепче сжал ее плечо.

Он, казалось, сожалел о том, что попросил ее говорить, потому что в его глазах появилось нечто, похожее на тревогу. Но Тлана теперь не хотела молчать.

— Это было оружие, а не инструмент. Оно было таким тяжелым, что я даже не могла его поднять. И никакое лезвие из металла не могло быть острее.

— Оружие — или инструмент, — быстро сказал Эймс. — На самом деле нет никакой разницы, Тлана. У первобытных людей не было оружия, которое не использовалось бы в качестве инструментов. Или такого было очень мало.

— Только Харви смог поднять его, — продолжила Тлана, как будто не слышала. — У него сила великана, но он никогда раньше не использовал ее с умом. Ох, я могла только рыдать о том, как плохо он ей распоряжался поднятие машин, которые другие мужчины не могли поднять, бурение дыр в земле, уничтожение деревьев и цветов…

Тлана испытывает очень сильное отвращение к некоторым вещам, — сказал Эймс. — Но она не чувство–вала ничего такого по отношению к топору. Мне понадобилось два дня, чтобы построить иглу. Но одним топором я никогда бы этого не смог сделать. Мне пришлось соорудить несколько первобытных рычажных устройств, используя камни и бревна. Но топор оказался огромным подспорьем. Около двух третей ледяных блоков удалось смонтировать из отдельных фрагментов. Единственная проблема — как перенести их и установить на место.

— И вы говорите, что потеряли топор? — спросил Дорман. — Как это случилось?

— Мы оставили его снаружи иглу, а наутро он исчез. Я почти уверен, что его… забрали обратно. Вряд ли он исчез сам по себе. Но нельзя быть ни в чем уверенным в такой пустоши, как эта. Расщелина во льду могла открыться и закрыться ночью, топор мог провалиться туда. Не было следов на снегу, если это имеет какое–то значение. Я сомневаюсь в этом, потому что снег, пусть и понемногу, но почти каждую ночь выпадает, и следы могли быстро исчезнуть.

Тлана, казалось, прилагала усилия, чтобы справиться со своим волнением, потому что она медленно высвободилась из нежных объятий Эймса и выпрямилась, развернувшись; глаза ее вспыхнули.

— Зверь, которого мы видели — возник из–под земли,

— сказала она. — Мой брат рассказав бы об этом больше, потому что он верит в древние легенды. Я тоже верю, хотя я ходила в колледж в Мехико, и меня вы могли бы назвать образованной молодой леди. Я даже прослушала курс археологии, хотя я не специализировалась по этому предмету. Профессора там очень эрудированные — некоторые из них, по крайней мере. — Она пожала плечами. — Когда я вернулась на землю своего отца, все это, казалось, ушло от меня. Я снова стала простой девушкой, принадлежащей родной земле. Я горжусь этим. Я никогда не стыдилась того, кто я есть — или была.

— Тлана дочь чрезвычайно богатого землевладельца, — сказал Эймс. — В команде, с которой я работал, часто говорили в шутку, что ему принадлежит по меньшей мере десятая часть всей Мексики. Преувеличение, конечно. Но я не думаю, что Тлана когда–либо думала о себе, как о дочери землевладельца. И я уважаю ее и восхищаюсь ее умением всегда оставаться собой.

— Мой отец когда–то был батраком, — сказала Тлана.

— Я никогда об этом не забываю и никогда не хотела забывать. А также не забываю своего брата. Он смотрит в прошлое, где слава нашего наследия сияет, словно огромная звезда, горящая в глубинах ночного неба.

— Существует только одна Тлана, — сказал Эймс. — Во всем мире — только одна. Я уверен в этом. И несмотря на то, что произошло, иногда я чувствую, что должен считать себя счастливейшим из мужчин.

— Не всегда — только иногда? — с упреком спросила Тлана; на мгновение, казалась, она забыла о волнении, которое ее охватило, когда Джоан рассказала о гигантском морском животном в заливе, а Эймс напомнил о находке топора.

И теперь они пересекли хижину и подошли к огню по гладкому, утоптанному снегу, и Эймсу больше не приходилось поддерживать Тлану. Три шкуры были растянуты на полу, покрывая почти всю поверхность, и в основном люди передвигались именно по шкурам. Но был в хижине также клочок люда и участок, где снега было по щиколотку; когда они подошли к огню и уселись, то на крошечных ножках Тланы, казалось, появились сверкающие алмазами туфельки, как у Золушки.

Эймс наклонился и подбросил еще несколько веточек в огонь, прежде чем сесть рядом с ней.