– Господа, ведь война еще не началась, а беспорядок у вас в делах уже не мирного времени. Мне сообщили, что двум нашим курьерам не разрешили выезд за Стену, оттого что у них не имелось выездных паспортов! Что за странная безответственность, ведь приказ цесаря был достаточно ясен, как и мой циркуляр… Паспорта были созданы именно для того, чтобы каждому курьеру не приходилось ждать особого разрешения. Если такие ошибки будут повторяться, боюсь, его величеству станет непонятно, к чему вообще он держит наш кабинет…
Наконец он разогнал всех, оставив только секретаря, и допоздна просидел за донесениями из Бялой Гуры. Когда он вышел из кабинета, коридоры были пустыми и гулкими. Он с удовольствием слушал эхо собственных каблуков. Но оказалось, что не он один задержался допоздна в кабинете, забыв об увеселениях.
– Ваша светлость, голубчик, – это озабоченное выражение лица, что все надели разом, как маску, начинало раздражать, – вы очень торопитесь? Не зайдете ли в мой кабинет, мне необходимо кое-что вам сказать.
Стефан вспомнил, как точно так же столкнулся в коридоре с Кравецем. Его едва не разобрал нервный смех. Не хватало только, чтоб и Голубчика назавтра недосчитались.
– Я весь внимание.
Генерал потер кукольную щеку.
– В городе аресты. Кажется, господина начальника тайной службы не убедил рассказ ваших висельников. Он теперь хочет найти сообщников.
Верно; бомбисты ничего не сказали, и теперь Клетт потащит на допросы переселенцев, тех, кто давно уехал и слышать ничего не желает о Бялой Гуре. А народ воспользуется этим, чтоб радостно погромить дома белогорцев – разве заслуживает другой участи гнездо заговорщиков?
– Господин Клетт не так давно заступил на высокий пост. А бомбисты преподнесли ему плохой подарок. Разумеется, теперь он проявляет немалое рвение…
Голубчик рассеянно покивал и продолжил:
– Вдобавок народ чрезвычайно зол на белогорцев за покушение на нашего цесаря. С народным гневом трудно совладать, когда злится чернь, могут пострадать и невинные. Я дам вам своих людей, чтоб проводили вас до дома, князь.
– На случай, если мне вздумается возвращаться длинной дорогой?
– Для вас сейчас любая дорога может стать опасной. – Генерал смотрел на него прямо. Дворцовая гвардия, которая подчинялась военному советнику, изрядно собачилась с особой цесарской охраной еще со времен цесарины. Удивляться тут нечему.
– Я с благодарностью принимаю ваше предложение, генерал. Однако вы не опасаетесь, что народный гнев может перекинуться и на других иноземцев?
– У посольского дома уже стоят солдаты, – отчеканил Голубчик. – Мы, разумеется, воюем, но не с послами же!
Что ж, если кто-то удивлялся, за что юнца произвели в генералы, – пусть посмотрит на него сейчас.
Голубчиковы гвардейцы выглядели внушительно: белые мундиры, золотые перевязи, тяжелые плюмажи. Разошедшейся черни хватит просто взглянуть на отряд.
Они должны были сопровождать его карету, но Стефан велел кучеру ехать домой самому, а у капитана попросил коня. Завтра снова будут смеяться, вспоминать провинцию: неприлично князю в Цесареграде ездить верхом, не на охоте. Стефан повел гвардейцев за собой в белогорский квартал.
Город едва виднелся на светлом, как бумага, полотне ночи – будто еле-еле обрисованный коричневой тушью. Только башни и купола были чуть лучше проштрихованы.
Стефану вспомнилась другая ночь, холоднее, чернее, когда он охотился на оборотня. В воспоминании и лес со старой церковью, и сам особняк Белта казались мелкими, тесными – по сравнению с окружившим его каменным лабиринтом. Не зря цесарина называла его провинциалом. Вот и Лотарю с его трона древняя, полная мифами земля кажется незначительной территорией…
Над белогорским кварталом не было зарева, которое Стефан втайне ожидал увидеть. Но шум раздавался ясно: крики, ругань – хоть выстрелов не слышно…
Возбужденная сбежавшаяся толпа – соседи в накидках поверх исподнего, дети, счастливые, что их не гонят в постель. И полностью одетые дюжие молодцы. Кто-то уже тащил за светлую косу перепуганную девчонку, двое других колотили беспощадными кулаками по двери ближайшего дома – авось поддастся.
– Р‐разойдись! – гаркнул капитан гардов.
– Да мы ничего плохого не делаем, ваша милость. – Развязный, тянущийся на гласных ответ показывал, что погромщики пьяны. Ленца, с которой детина отвечал, – что стража особого внимания на них не обращала.
– Мы помогаем! Сейчас этих крыс из нор повытащим, все легче брать будет…
– Разойдись, – повторил капитан, вытаскивая саблю. – Кому на виселицу захотелось?
Не хотелось никому, люди расступились. Но огонь в их глазах слишком хорошо разгорелся. Стоит уйти, и они снова примутся за дело.
Капитан подъехал к начальнику стражи.
– Отчего вы не уймете народ? Мы сопровождаем его светлость, а с тем, что вы тут затеяли, ни пройти, ни проехать…
Начальник явно робел – городской страже редко приходится сталкиваться с цесарской охраной.
– С вашего позволения, у нас приказ от самого господина Клетта!
– Да хоть от Господа Разорванного! Клетт вам поручил мещанские дома громить?