Стефан забежал в храм вслед за добрым отцом, подхватившим под руку Стацинского. Он поежился, переступив порог: показалось вдруг, что из нефа повеяло могильным холодом, хоть внутри было надышано, горели свечи. С холодом пришло и чувство тревоги, неуместное там, куда прежде приходил он за покоем. Стефан потер виски, пытаясь прогнать головную боль, и осмотрелся.
Церковь стала похожа на полевой лазарет. В трепещущем свете блестела кровь на лицах раненых. Некоторых уложили на скамьи, и над ними теперь суетились женщины. Некоторые молились, сгрудившись у самого алтаря. У стены рыжий служка поил из кувшина перепуганных детей.
Те, кто сидел на скамьях, на полу вдоль стен, были спокойны, но лишь оттого, что еще не опомнились от удара. Молчание, нарушаемое только шепотом и невнятным гудением молитв. Четкая картинка начавшейся войны. Странно, что разразилась она именно здесь.
– Вовремя же Матушка дождя поддала, – бормотал добрый отец, – разверзлись, значит, хляби небесные…
Стефан кивнул, вытирая ладонью капли, попавшие за воротник.
– Да вы насквозь промокли, светлый князь. Не откажите пройти в мою каморку, я хоть рушник вам дам… Да и хлопца надо бы усадить, едва на ногах…
Он помог доброму отцу оттащить Стацинского в боковую каморку, на первый взгляд не содержащую ничего, кроме книг. Потом уже глаз различил кушетку, кованый сундук, таз для умывания в углу. Но книги были везде, будто по каморке пронесся странный шторм, оставив их за собой вместо песка и гальки. Стефан рассматривал их, пока отец Эрванн устраивал юношу на сундуке. Старые, запыленные свитки, составленные, верно, самим добрым отцом сборники песен в мягкой ткани. Но было и другое – легкие томики, исписанные языком Древних, который для Стефана – как почти и для всех теперь – оставался бессмысленными рунами. Были древние фолианты из тех, на которые и дышать страшно.
Отец Эрванн замер на секунду, приложив руку ко лбу, лицо его дрогнуло – и он превратился из храброго воина Матери обратно в пожилого недоумевающего человека с багровым лицом.
– Не угодно ли вам, князь, нервы успокоить посредством горячительного?
– Помилуйте, разве Добрая Мать велит пить?
– Велеть не велит. Но когда у ее слуги полон храм беженцев, а руки дрожат – думаю, Она отвернется и не заметит. Приняли бы и вы, сын мой, кружечку…
Из-за книг в тесной библиотеке он вытянул глиняный кувшинчик.
– Это, светлый князь, еловая настойка. Напиток домашний, хороший, из дому привезли.
Он разлил зеленоватую жидкость по двум серебряным кубкам. Запахло хвоей.
– Я, пожалуй, предпочту сохранить голову трезвой.
Его от одного взгляда на серебро замутило, из холода неожиданно бросило в жар, и невыносимо хотелось вон отсюда, на свежий ночной воздух, в дождь. Шея под медальоном горела и саднила, Стефан то и дело тянулся почесать под воротником и надеялся, что служитель этого не заметит.
– Как пожелаете, светлый князь. – Добрый отец осушил кубок одним глотком. – Надеюсь, вы простите меня за такое скромное убежище, – в тоне его слышалась смиренная гордость человека, которому дано меньше, чем многим, и в то же время неизмеримо больше. – Здесь мы под покровительством Матери. Лучшего приюта и искать не стоит…
Отец Эрванн, смочив тряпицу в еловой настойке, стал протирать Стацинскому ссадину на голове. Похоже, он считал настойку панацеей как от внешних недугов, так и от внутренних…
– Ваша библиотека сделала бы честь княжеской, – проговорил Стефан, оглядываясь вокруг и узнавая.
– Вот я и боялся, что они принесут огня…
– Упаси Матушка, что за мрачные у вас идеи. – Слова прозвучали пусто, потому что он вспомнил Дольну Браму.
– Извольте посмотреть, – сказал отец Эрванн с немалой гордостью, – вон там Metamorfosis de la palabra Сильвестра Сальванского, а рядом «Учения о природе» Велистрата Родненского, эту копию мне пожертвовал один добрый человек…
Насколько знал Стефан, Велистрат в Остланде был запрещен.
Отложив тряпицу, добрый отец потянулся к полке за книгой. Огоньки свечей неуютно дергались. За окном снова прогремело.
– А это моя гордость… легенды нашего края, сам я их собрал, сам переплел. Угодно будет прочесть про панночку-утопленницу или о графе-медведе – извольте…
– Знаю я о том графе. Его имение было по соседству с нами… А кто же делал иллюстрации?
Стефан раскрыл наугад врученный ему увесистый том. И не странно ли – в такую ночь говорить о книгах…
– Один брат приюта святой Брид, у нас дома, уж такой талант…
Кажется, он расписывал дальше таланты иллюстратора, но Стефан его уже не слышал. Потому что увидел на тесной полке знакомую книгу.
– Ну, ну, хлопец. – Отец Эрванн легко потряс Стацинского за плечо. Тот прикрыл глаза, голова у него начала клониться набок. – Спать-то ему и не надо… Ну, позже отоспишься.
– Не беспокойтесь, у этого юноши очень крепкая голова. Как он здесь оказался?
– Ваш друг – достойный молодой человек. Он привел нескольких постояльцев из гостиницы, полагал, что здесь им будет безопаснее… А после сцепился с городской стражей. Я бы оставил его здесь, но ведь они вернутся…
– Не вернутся, если вы отдадите им зачинщиков.