– А ну допивайте, – сердито сказала она. Выражение лица у нее было упрямое, хозяйское, раньше он такого у нее не видел. – Без разговоров.
– Нельзя…
– Нельзя ловить пули по дороге и являться домой, истекая кровью. Пейте. С меня хватит мертвецов.
Он послушно допил то, что оставалось в бокале.
– Простите меня. Простите.
– Ну все. Теперь надо спать. Пан Ольховский приедет, может, разрешит перенести вас в спальню.
На него накинули одеяло – старое, пахнущее детством.
Юлия поймала его умоляющий взгляд.
– Я буду здесь, Стефан. Только вымою руки и вернусь.
Он снова потянулся за ее рукой, поцеловал запястье рядом с порезом. И обрадовался, поняв, что крови ему не хочется – ее крови, что желается совсем другого и это рядом с Юлией делает его совсем человеком.
Он передернул плечами, вспомнив, как разрывало грудь.
– Так больно, – сказал он. – Любовь…
Юлия ответила:
– Я знаю.
Он метался по подушке, не в силах ни заснуть, ни вырваться окончательно из горячечной дремоты. Кто-то стрелял; несколько раз Стефану казалось, будто он не спит; приподнявшись на локтях, он напряженно всматривался в потолок над головой и слушал – совсем близко – сухие щелчки пистолей. Нужно было вставать, уводить домашних.
Но ведь пули серебряные – его одного они хотят убить.
Серебро растекается по жилам. Ночь неспокойна, стрелы превращаются в отдаленные раскаты грома. Скалится оборотень, подняв окровавленную морду от мертвеца.
«Дражанец, – говорит мертвец. – Из богатых».
Гудят старые своды дома Белта, стонет ветер.
«Нечисть в дом просится», – говорит домн Долхай.
Стефан тянет руку к сундучку с оловянными солдатиками – и обжигается. На солдатиках дражанская форма. Они поднимают ружья и стреляют, тяжелый свинец бьет по крыше. Серебряная молния распарывает небо за окном, хочет дотянуться до Стефана. Кто-то кладет ему руку на плечо, он просыпается и наконец видит отца.
– Тихо, Стефко, – говорит тот. – Это просто гроза. Не бойся, спи.
На нем старый мундир командира княжеской кучи, который отец носил во время восстания. Ткань вся пропыленная, грязная – но Стефан слишком устал, чтобы дивиться сейчас отцовским причудам.
– Спи, сынок, – повторяет старый князь, и он послушно, как в детстве, закрывает глаза и наконец погружается в забытье.
Проснулся Стефан только под утро. Ему надо было подняться, и он порадовался, что Юлии рядом нет. У кровати дремал старый Дудек – но встрепенулся, стоило Стефану позвать, и помог сделать что нужно. Жар, кажется, прошел. Только голова снова коснулась подушки – и он облегченно соскользнул в сон. А когда открыл глаза, рядом сидела Юлия и делала вид, что читает книжку, хотя устремленный на страницу взгляд ее был недвижен.
– Вы хоть немного поспали?
Она кивнула.
– Гроза вас не разбудила?
– Да ведь не было никакой грозы, Стефан.
– Да как же, ведь всю ночь бушевало. И отца разбудило, он спустился сюда. Хотя в его годы не стоило бы бодрствовать по ночам…
– Отца? – Она закусила губу. Лицо ее сделалось растерянным, беспомощным. – Стефан, вы что же, не получали письма? Матерь добрая, я-то думала…
Только теперь, чуть опомнившись от бреда, Стефан увидел то, чего не заметил раньше: рукав платья Юлии, манжета которого так жестко обхватила узкое запястье, когда она потянулась убрать волосы с его лба, – рукав, как и все платье, как и шаль, прикрывающая хрупкую шею, – глубоко, непоправимо черный.
Глава 17
Со смертью отца, кажется, окончательно переменилась и сама Бяла Гура. Когда Стефан покидал ее в последний раз, страна была мирной, несмотря на отдаленный грохот движущейся лавины, который только знающее ухо могло различить. Теперь же этот отдаленный звук превратился в рев, и никто более не сомневался, что на княжество вот-вот обрушится сель. Хлынули первые ледяные ручейки, и ветер вовсю ломал деревья. Стефан не успел еще встать с постели, а новости и слухи уже просачивались к нему, складываясь в картину, которой он хоть и ожидал, но до сих пор надеялся избежать.
Слуг, нашедших его на дороге, отправил в разъезд управляющий. Он каждый вечер посылал конных объезжать поместье и округу. Пан Райнис завел такой обычай, когда невдалеке от деревни разместился новый, усиленный остландский гарнизон. Солдаты рыскали по дорогам в поисках разбойников, устраивали стрельбу, гоняли деревенских и как-то раз сильно напугали Ядзю.
Те, кого они называли разбойниками, сами себя именовали багадами и действовали так слаженно, что Стефан поневоле еще больше зауважал Вуйновича. Райнис рассказал о подводах, которые молчаливым темным потоком устремлялись по ночам на Планину и в столицу. Благодаря местным багадам не все они достигли цели. В поисках лесных братьев солдаты устраивали стрельбу и вытаптывали пшеницу. Теперь уже Стефан не был уверен, что выстрелы, которые он слышал в бреду, только почудились.
Юлия хотела было выгнать пана Райниса, который выкладывал новости монотонно и обстоятельно, усевшись рядом с кроватью. Незачем, мол, больному такое выслушивать. Но Стефан не отпускал его, зная: стоит управляющему уйти, и он окажется наедине с пустотой, которую еще не успел – и не желал – осознать.