Ты была моим городом (СИ)

— Мне не жаль, что я устранила угрозу для жизни своей дочери, — стиснув кулаки, шепчет она. — Мне жаль, что этой угрозой оказался ты.

По тому, как дёргаются плечи, Кларк понимает, что он тяжело вздыхает, трясёт головой и наверняка стискивает зубы.

— Если бы не эта чушь с вознесением, внезапное принятие веры и дурацкий белый халат!..

— И чтобы тогда, Кларк?

Он впервые за долгое время называет её по имени, и это уже обезоруживает. Только он тянет «а», разделяющую пары согласных, и выделяет последние буквы. Гриффин едва перебарывает желание отступить на пару шагов, когда Блейк достает из-за ремня штанов пистолет, что ещё недавно в его руки переложил Мерфи.

— Возьми.

— Зачем?

Беллами аккуратно перехватывает её правую руку, вкладывает оружие, направив дуло на себя, пока её сошедшее с оси сердце бьётся загнанно, где-то в висках. Кажется, стой Кларк рядом со стеной, её голова неминуемо бы билась о неё. Горячие пальцы продолжают оставаться переплетенными с её, похолодевшими и дрожащими, и удерживать то, что стало точкой невозврата.

Они оба воспроизводят последнюю встречу в голове. Налаживают зрительный контакт. Это ошибка. Они — ошибка.

Беллами открыт, уязвим — самолично расписывается в смертном приговоре.

— В какой момент мы ошиблись в друг друге?

Кларк не дрожит, держится с достоинством, не как тогда, когда каждый нерв — словно натянутый трос. Красная нить истончается, рывок — и порвется, — и они больше не смогут вернуть то, что так упорно строили по кирпичику. Доверие. Уважение. Понимание. Ставшие в одночасье всем, что нужно, чтобы чувствовать себя как дома. Менялись места, планеты, но неизменным оставалась их привязанность, потому что домом был человек, смотрящий на тебя вот так. Готовый для битвы. Готовый к твоей защите. Готовый умереть за тебя.

— Ты знаешь, в какой.

— Объясни мне эту странную вещь, — его лицо искажает обида и ненависть, губы дрожат, а глаза мерцают, — ты отдаёшь человеку своё сердце, уязвимость, мир. Говоришь ему, смотри, вот он я! Здесь! Рядом с тобой! Навсегда, до конца. Даёшь ему оружие, заручившись ответной поддержкой. А потом… он делает выстрел на поражение.

И нить рвётся.

— Зачем ты это делаешь? — голову ломит адски, и хрип вырывается из горла. Больше нет никаких доспехов. Правда в том, что с ним их не было. Он был ими для неё. Хороший маленький рыцарь.

— Что я делаю?

— Продолжаешь причинять мне боль.

«И я ничего не могу сделать,

кроме как похоронить свою любовь к тебе». Кларк дергается, услышав тихий бит и чужой голос, поющий эти пророческие слова. Он поёт в доме, но кажется, что где-то вдалеке. Беллами, не скрывая этого, громко усмехается. «Солнечный свет даст мне достаточно сил, чтобы захоронить мою любовь в лунной пыли²».

— В этом так много иронии. Во всём этом, — он, наконец, находит её лицо в темноте. Убирает пистолет, тыкает пальцем за её спину, медленно, но верно теряя самообладание. — Октавия боится, что я окажусь не настоящим, что стоит ей отвернуться или упустить меня из виду, то я исчезну. Забавно видеть это спустя столько времени, как она становится мнительной из-за меня. Это ведь всегда было моей работой, касаемо неё. Но теперь… Ты была права, сказав, что она однажды поймёт. Жаль, что я стоил чего-то только для неё.

Её горло сдавливает железным обручем.

— Беллами…

— Не надо, Кларк. С нами покончено.

И он хоронит это, любовь к ней. Перестаёт быть защитой, становясь её брешью.

Комментарий к one

¹ Carry on Wayward son

² Moondust, James Young

========== two ==========

Пикап подскакивает на выбоине, и Мерфи закашливается. Он не выпускает бутылку бурбона с самого начала их поездки, Беллами переводит хмурый взгляд на парня и, прочистив горло, спрашивает:

— Какие-то проблемы?

Джон полупьяно улыбается. Девчонки и Миллер, ведший машину, сидят в салоне, пока они с Беллами предпочитают делать выбор в пользу сухого воздуха, пыли и солнца, нещадно палящего свысока. Пикассо, выпустившая язык, ловит насекомых и, кажется, радуется больше всех.

— Кроме того, что я начал сомневаться в водительских способностях Миллера, никаких.

— Да ну, — пихает плечом его Блейк. — Давай, выкладывай, Джонни.

— Ты слишком резв для без-пяти-минут-трупа, знаешь?

Безобидная, на взгляд Джона, подколка не должна привести ни к чему, кроме ответной ухмылки, но взгляд Беллами заметно меняется, расфокусировавшись, словно Мерфи произнёс слово-табу, которое срывает Блейка куда-то вниз — на глубину, давящую и замкнутую. Он хорошо знает это чувство, когда ты воспринимаешь всё, как в первый раз, будто проходишь через обнуление. Как не можешь насытиться, как впитываешь каждую эмоцию, будто энергетический вампир, и жаждешь большего. Выжимаешь на максимум все чувства, ведь знаешь, каково это — не быть живым. Но в то же время мысль, укоренившаяся в сознании, о скоротечности жизни не покидает тебя, съедает изнутри, а тебе так хочется заглушить это назойливое нечто, что ты ударяешься в алкоголь или в себя.

Но чем глубже уходишь, тем тяжелее возвращаться на поверхность. С Джоном рядом были Эмори и Рейвен.