Тысяча акров

В воскресенье после церкви мы собрались у папы на традиционный обед в честь Дня отца. На этот раз во главе стола восседал папа и явно не наслаждался ни едой, ни нашим обществом. Перед ним на белой крахмальной скатерти возвышалась корона из свиной корейки (купленной мною в отделе готовых свежезамороженных продуктов), запеченная картошка, маринованные овощи и большое блюдо с тушеным горошком со своего огорода. Пэмми и Линда пихали друг друга под столом, Пит в очередной раз ушел на кухню за бутылкой пива (я слышала, как хлопнула дверца холодильника).

– Давай я, папа, – предложила Роуз. – Надо просто прорезать сверху вниз между костей.

– Сам знаю.

– Знаю, что знаешь.

– Вот и не лезь ко мне.

– Я не… – начала было Роуз, но осеклась, заметив мой взгляд.

– Аппетитная картошечка, – вставил Тай, а Линда с неприязнью спросила:

– Что в ней за ветки?

– Это розмарин. Пряность такая. Вкусная, – ответила я.

– Джинни опять вычитала новый рецепт в журнале, – хмыкнул Тай.

– Это мамин рецепт, – вступилась Роуз. – Я помню. Розмарин – название такое приметное. И с мясом он хорош.

Повисло гнетущее молчание. Приходилось усилием воли удерживать себя на месте, как магнитом поворачивая стрелку компаса в обратном направлении. Хотелось встать и уйти, если уж не совсем, то хотя бы на пару минут в кухню или в ванную, чтобы умыться.

Гнетущая атмосфера за столом не была чем-то новым, но в тот раз я впервые так остро чувствовала ее. Раньше я бы списала все на жару, на усталость от готовки или на ругань Пита с отцом или Роуз, которая часто бывала не в духе. Перетерпела бы как неизбежное зло и, вернувшись домой, была бы рада услышать от Тая: «Все прошло нормально. Еда получилась отличная, а это самое главное». Я бы отнеслась ко всему происходящему как нормальный фермер: учла бы ошибки и просчеты на будущее и смирилась бы с ними в прошлом. В конце концов, такие обеды случаются всего три раза в год (на Пасху мы ходим на церковный ужин).

Но теперь я вдруг осознала, что виноваты не какие-то внешние обстоятельства, а все мы, уткнувшиеся в тарелки и быстро поглощающие еду, потому что больше нам за столом делать нечего.

– В Стори буря побила всю кукурузу, – заявил отец.

Сильная гроза с крупным градом началась после обеда. Фронт сначала прошел в одну сторону, потом развернулся и через четыре часа прошел обратно, с северо-востока. Нас, к счастью, не зацепил, мы видели только всполохи молний на юге. Это было в среду. Мы с Роуз переглянулись.

– Вот вы не хотите страховать урожай от града, – вставил Тай, – а другие сейчас локти кусают.

– Ко всему не подготовишься, – возразил Пит. – В газете написали, что никто не ждал такой мощной грозы.

Отец отложил кость, вытер руки об салфетку и отчеканил:

– Даже обычная гроза с градом может нанести большой урон.

Пит покраснел.

– Что ты делал в Стори, папа? – спросила Роуз.

Отец даже не посмотрел на нее. Молча положил себе картошки, маринованных огурцов с перцем и кусок мяса.

– Ты ездил в четверг? Сразу после грозы?

– Нет такого закона, который запрещает прокатиться в свое удовольствие, – огрызнулся отец.

– Учитывая дефицит бензина, скоро будет, – парировала Роуз.

– А пока нет, – отрезал отец, с ненавистью зыркнув на нее.

– Надо экономить, – вступил Пит. – Скоро конец месяца, а Джимми Картер так и не разобрался с бастующими дальнобойщиками. Можно, конечно, ездить на спирте, тогда нет проблем.

– Мы не будем ездить на спирте, – отрезал отец, считая, что за ним все еще оставалось право последнего слова.

– Ты был в Де-Мойне? – поинтересовалась я.

– Если и был, то что? – рявкнул он, теперь с ненавистью уставившись на меня, словно хотел испепелить взглядом.

Я не нашлась, что ответить. А что, если он был? Что?

– Кэролайн спрашивала, вот что, – бросила Роуз.

– Не лезьте не в свое дело!

Его бесило, что мы обсуждаем его за спиной.

– Просто она волнуется, – попыталась объяснить я.

– Я же вроде не сказал, что ездил в Де-Мойн?

– Нет, не сказал.

– Ну и все, – бросил он и положил себе горошка.

Перед сном, раздеваясь, Тай заявил, что мы с Роуз совершенно не понимаем своего отца. Я меняла постельное белье, поэтому вместо ответа попросила его помочь расстелить простыню. Он с готовностью подхватил полотнище, подоткнул под матрас и разгладил складки. Я наблюдала за ним. Плечи у него широкие и мускулистые, чуть выше локтя проходила граница загара, запястья по толщине не уступали предплечьям, волосы на руках выгорели от солнца. Заметив мой взгляд, муж улыбнулся.

– Он и сам, похоже, себя не понимает, – бросила я.

– Нет, он-то как раз себя прекрасно понимает. Просто скрытный. Вот и все.

– И что же он скрывает?

– Ну, например, что боится собственных дочерей.

– Если бы, – вздохнула я и положила аккуратно сложенное теплое одеяло на край кровати, вряд ли оно нам сегодня пригодится. – Чего ему боятся? Тут все в его руках.

– Было, – уточнил Тай, устраиваясь в постели.