Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Да! Но если мы войдем в это тюрбе, я боюсь, что там спрятались разбойники, которые убивают и грабят прохожих! Ведь в этом тюрбе собираются они по вечерам для дележа добычи.

Но двое других сказали ему:

— Малоумный ты человек! Неужели ты так глуп, что веришь таким басням!

И, сказав это, двое негров поставили ящик на землю, влезли на забор и прыгнули во двор, чтобы отворить дверь, между тем как третий светил им. Они втроем внесли ящик, снова заперли дверь и сели отдыхать в тюрбе.

И один из них сказал:

— Поистине, о братья мои, мы очень устали от долгого пути и от того, что взлезли на забор и отворили дверь, а теперь уже полночь. Отдохнем же спокойно несколько часов, прежде чем начнем рыть яму, в которую нам приказано спрятать этот ящик, содержимое которого нам неизвестно. Когда отдохнем хорошенько, тогда примемся за работу. И вот что я вам предложу: чтобы приятно провести этот недолгий отдых, пусть каждый из нас, черных евнухов, расскажет по очереди, как и по какой причине он стал евнухом. И пусть расскажет он свою историю подробно, от начала и до конца. Таким образом мы приятно проведем эту ночь.

Но в эту минуту Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно прервала свой рассказ.

А когда наступила

ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Знаю я от людей, слышавших это от других людей, которые слышали это от знающих людей, о царь благословенный, что, когда один из суданских негров предложил, чтобы они рассказали о причинах своего евнушества, негр Сауаб, тот, который нес фонарь и мотыги, заговорил первый и сказал:

— Хотите, я первый расскажу вам о том, как я стал евнухом? Двое других ответили:

— Разумеется! Рассказывай скорей!

Тогда суданский евнух Сауаб сказал:

ИСТОРИЯ НЕГРА САУАБА, ПЕРВОГО СУДАНСКОГО ЕВНУХА

Знайте же, о братья мои, что мне едва исполнилось пять лет, когда торговец невольниками взял меня и увез из моего края сюда, в Багдад. И продал он меня одному военному, во дворец. У этого человека была дочь, в то время трехлетняя девочка. Меня воспитывали вместе с ней; мною забавлялись все в доме, когда я играл с этой девочкой, танцевал для нее смешные танцы и пел песни, которые знал; и все любили маленького негритенка.

И росли мы так вместе, и исполнилось мне наконец двенадцать лет, а девочке — десять. И продолжали оставлять нас вместе и не разлучали нас. И вот однажды, когда я нашел ее одну в уединенном месте, я подошел к ней, как и всегда.

Как раз в то время девочка только что приняла ванну в хаммаме; от нее еще издали распространялось благоухание, и она была прелестна и вся сияла; а лицо ее было как луна в четырнадцатую ночь. Увидев меня, она подбежала, и мы принялись играть, резвиться и делать тысячу маленьких глупостей; и она кусала меня, а я царапал ее, и она щипала меня, и я тоже, так что через некоторое время мой маленький зебб поднялся и раздулся, став похожим на огромный ключ, и он заметно выступал из-под моего платья. Тогда девочка рассмеялась и набросилась на меня. Она опрокинула меня на спину и принялась хлопать себя по животу, а потом стала меня ласкать и гладить и в конце концов вытащила мой распухший зебб. Она обхватила его рукой и стала тереть им свои трусы между ног. От этой кутерьмы мое возбуждение усилилось и стало таким, что я сжал девочку в объятиях, а она тоже обняла меня изо всей силы, повиснув у меня на шее.

И вот — сам не знаю как — мой зебб, ставший твердым, как железо, пронзил ее трусы, проник между ее губами и в один миг лишил ее девственности. И когда дело было закончено, девочка снова принялась смеяться и обнимать и ласкать меня, но я остолбенел, ужасаясь того, что сделал, и, вырвавшись из ее объятий, убежал и спрятался у одного из друзей своих, молодого негра.

Что же касается девочки, то она вернулась домой; и вскоре мать заметила ее измятое платье и порванные трусы. Тогда она громко вскрикнула, осмотрела то, что находилось между бедер девочки, и увидела то, что увидела. И упала она навзничь и лишилась чувств от волнения и гнева.

Но она пришла в себя, а так как ничего поправить было нельзя, то она скоро успокоилась и предприняла всякие предосторожности, чтобы уладить все и скрыть случившееся от мужа своего, отца девочки. И это ей удалось; два месяца ждала она терпеливо, и за это время узнала, кто виновник; но продолжала ласкать меня и делать мне маленькие подарки, чтобы заставить меня вернуться в дом моего хозяина. И когда я вернулся, они продолжали молчать о случившемся и скрывать все от отца, который наверное убил бы меня, но никто в доме не желал мне такого зла, потому что все они очень любили меня.