Тысяча и одна ночь. В 12 томах

В то время как влюбленные спали, солнце уже встало и весь дворец был на ногах, а отец принцессы, царь Шахраман, сидел на подушках своего трона, окруженный эмирами и вельможами своего царства, и принимал в тот день членов ювелирного цеха с их старшиною во главе. И старшина этот поднес царю удивительный футляр, заключавший более чем на сто тысяч динариев бриллиантов, рубинов и изумрудов.

И царь Шахраман был чрезвычайно доволен подарком и позвал старшего евнуха и сказал ему:

— Вот, Кафур, отнеси это госпоже твоей Сетт Донии. И вернись сказать мне, пришелся ли по вкусу ей этот подарок.

И тотчас же евнух Кафур пошел в отдельный флигель дворца, в котором жила одна только принцесса Дония.

Подойдя к комнате принцессы, Кафур увидел у дверей, на ковре, кормилицу Дуду, охранявшую двери своей госпожи; а все другие двери были заперты, и занавесы спущены. И евнух подумал: «Что это значит, что они спят до такого позднего часа, тогда как обыкновенно этого с ними не бывает?»

Потом, не желая возвращаться к царю без ответа, он перешагнул чрез старуху, растянувшуюся у дверей, толкнул дверь и вошел в комнату принцессы. Каково же было его изумление, когда он увидел Сетт Донию спящей обнаженною в объятиях молодого человека!

Увидев это, Кафур вспомнил о наказании, которым грозила ему Сетт Дония, и евнух подумал в душе своей: «Так-то ненавидит она мужской пол! Теперь мой черед, если будет на то воля Аллаха, отомстить за мое унижение!»

И он тихонько вышел, затворив дверь, и явился к царю Шахраману. А царь спросил его:

— Что же сказала твоя госпожа?

Евнух сказал:

— Вот ящичек.

И удивленный царь спросил:

— Так дочь моя не хочет ни драгоценных камней, ни мужей?

Но негр сказал:

— Уволь меня, о царь, от ответа при всем этом собрании.

Тогда царь велел очистить залу и оставил при себе одного визиря; и евнух сказал:

— С госпожой моей Сетт Донией так-то и так-то! Но поистине, молодой человек очень хорош собою!

При этих словах царь Шахраман ударил одной рукой о другую, широко раскрыл глаза и воскликнул:

— Это уж слишком! — А потом прибавил: — Ты видел их, о Кафур?

Евнух ответил:

— Собственными глазами!

Тогда царь сказал:

— Это ни на что не похоже!

И приказал он евнуху привести в тронную залу обоих виновных. И евнух немедленно исполнил приказание. Когда любовники явились к царю, он сказал им, задыхаясь от гнева:

— Так, значит, это правда?!

И больше ничего он не мог сказать, а схватил обеими руками свою большую саблю и хотел броситься на Диадема. Но Сетт Дония обняла своего милого и прильнула к его устам и потом закричала отцу своему:

— Если так, убей нас обоих!

Тогда царь снова сел на свой трон и приказал евнуху отвести Сетт Донию в ее покои. И сказал он Диадему:

— Негодяй и развратитель! Кто ты? И кто отец твой? И как смел ты явиться к моей дочери?

Тогда Диадем сказал:

— Знай, о царь, что если ты желаешь смерти, то и твоя смерть последует за моей немедленно, а царство твое будет уничтожено!

И закричал царь вне себя от гнева:

— Это каким образом?

А тот сказал:

— Я сын Сулейман-шаха! И как было написано, я взял то, в чем мне отказали! Подумай же, царь, прежде чем решиться на мою гибель!

При этих словах царь смутился и стал советоваться со своим визирем. Но визирь сказал:

— Не верь, о царь, словам этого обманщика! Одна лишь смерть может служить достойным наказанием за вероломство такого ублюдка! Да смутит и проклянет его Аллах!

Тогда царь приказал меченосцу:

— Отруби ему голову!

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и, по обыкновению, скромно умолкла.

Но когда наступила

СТО ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Тогда царь приказал меченосцу:

— Отруби ему голову!

И погиб бы Диадем, если бы в ту минуту, как меченосец занес уже меч, не объявили царю о прибытии двух послов от царя Сулейман-шаха, просивших о допущении их в залу. Эти же два посла предшествовали самому Сулейман-шаху, шедшему во главе всего своего войска. А послами были не кто иные, как визирь и молодой Азиз. Когда же их допустили и они узнали сына своего царя, принца Диадема, то едва не лишились чувств от радости, и бросились к его ногам, и обняли их. А Диадем велел визирю и Азизу встать, обнял их и в нескольких словах объяснил им, в чем дело; и они также рассказали ему обо всем случившемся и объявили царю Шахраману о скором прибытии царя Сулейман-шаха и всего его войска.

Когда царь Шахраман понял, какой опасности подверг бы себя, если бы казнил Диадема, тожество которого было теперь очевидным, он поднял руки к небу и благословил Аллаха, остановившего руку меченосца. Потом он сказал Диадему:

— Сын мой, извини старика, не знавшего, что хочет сделать. Но виноват мой бедовый визирь, которого я сейчас же велю посадить на кол.

Тогда принц Диадем поцеловал у него руку и сказал ему:

— О царь, ты отец мне, и скорее мне следовало бы просить у тебя прощения за причиненное тебе волнение!

Царь же сказал:

— Виноват этот проклятый евнух, которого я велю распять на гнилой доске, не стоящей и двух драхм!

Тогда Диадем сказал: