Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Тогда Диадем прошел в двери, покачивая бедрами и улыбаясь из-под хиджаба старшему евнуху, который остолбенел при виде его красоты, сквозившей через плотную ткань. И под руководством старухи он вошел в коридор, потом очутился в галерее, потом в других коридорах и других галереях, пока не дошел в конце седьмой галереи до залы, выходившей во двор семью дверями с опущенными занавесами.

И старуха сказала ему:

— Считай двери одну за другой, и ты найдешь, о юный купец, то, что дороже всех богатств земли, девственный цветок, молодое тело и сладость, носящую имя Сетт Дония!

Тогда переодетый в женское платье Диадем сосчитал двери и вошел в седьмую. И, опустив за собою занавес, он приподнял покрывало, скрывавшее его лицо. В эту минуту Сетт Дония лежала на диване и спала. И одеждой ей служила лишь ее белая, как жасмин, кожа. И веяло от нее призывом к неведомым ласкам. Тогда Диадем быстрым движением освободился от стеснявших его одежд и, гибкий и стройный, бросился к дивану и обнял спавшую принцессу. И крик испуганной, внезапно пробужденной девушки заглушен был пожиравшими ее губами. Так произошла первая встреча прекрасного принца Диадема и принцессы Донии посреди бедер, которые обнимали друг друга, и дрожащих ног. И так продолжалось целый месяц, и с обеих сторон не прерывались звонкие поцелуи и смех, благословлявшие Создателя всего прекрасного на земле.

Вот все, что было с ними.

Что же касается визиря и Азиза, то они до самой ночи с тоскою и тревогой ждали возвращения Диадема. А когда увидели, что он не возвращается, еще более встревожились. Когда же и утром не получили никаких вестей о смельчаке, то перестали и сомневаться в его гибели и не знали, что им делать. И Азиз сказал глухим голосом:

— Никогда уже не отворятся двери дворца и не выйдет из них господин наш! О, что нам делать теперь?

Визирь ответил:

— Ждать еще и не трогаться с места!

И они ждали целый месяц, не спали и не ели и оплакивали непоправимое несчастье. А когда месяц подошел к концу и никаких вестей о Диадеме не было, визирь сказал:

— Дитя мое, какое горестное и трудное положение! Я полагаю, что все-таки лучше возвратиться в страну нашу и сообщить царю о несчастье; если же мы не сделаем этого, то он может упрекнуть нас за то, что не сообщили ему обо всем.

И тотчас же собрались они в путь и уехали в Зеленый город, столицу царя Сулейман-шаха. Как только они прибыли туда, сейчас же отправились во дворец и рассказали царю обо всем и о несчастном конце приключения. И умолкли они и разразились рыданиями.

При этом ужасающем известии царь Сулейман-шах почувствовал, что весь мир рушится под ним, и сам упал без чувств. Но к чему теперь слезы и сожаления? Поэтому царь Сулейман-шах, подавляя свое горе, которое грызло ему печень, и затемняло душу, и заслоняло весь мир от его глаз, поклялся отомстить за смерть сына своего Диадема неслыханной местью. И тотчас же велел он глашатаям созвать всех людей, способных владеть мечом или копьем, и все войско с его военачальниками; и велел он приготовить все принадлежности войны, палатки и слонов; и, сопровождаемый всем своим народом, чрезвычайно любившим его за щедрость и справедливость, он пустился в путь к Камфорным и Хрустальным островам.

А в это самое время во дворце, в котором сияло счастье, Диадем и Дония продолжали любить друг друга все сильнее и сильнее и поднимались с ковра лишь для того, чтобы вместе пить и петь. И так продолжалось шесть месяцев. Однажды, когда любовь к подруге восхитила его до беспредельности, Диадем сказал Донии:

— О обожаемая всем существом моим, нам недостает только одного, для того чтобы любовь наша была совершенна!

Она же с удивлением сказала:

— О Диадем, свет очей моих, можешь ли ты еще чего-нибудь желать?! Разве у тебя нет моих губ и моей груди, моих бедер, и всей моей плоти, и моих рук, которые обнимают тебя, и моей души, которая желает тебя?! Если ты желаешь еще каких-нибудь мне неизвестных знаков любви, почему же не скажешь ты? И тогда увидишь, сумею ли исполнить твое желание.

Диадем сказал:

— Ягненок мой, дело не в том. Позволь же поведать тебе, кто я. Знай, о принцесса, что я царский сын, а не базарный купец. И отец мой — царь Сулейман-шах, властитель Зеленого города и Испаганьских гор. И он сам прислал своего визиря к отцу твоему Шахраману просить для меня руки твоей. Помнишь ли, что ты отказалась от этого брака и грозила смертью евнуху, заговорившему об этом с тобою? Приведем же теперь в исполнение то, в чем отказало нам прошедшее, и поедем затем вместе в зеленый Испагань![109]

В ответ на эти слова принцесса Дония еще радостнее обняла прекрасного Диадема и выразила ему самым несомненным образом свою покорность и повиновение. Потом оба в эту ночь заснули в первый раз, между тем как в течение прошедших десяти месяцев утренний свет заставал их обнимающимися, целующимися и предающимися подобным занятиям.