— Знай, о мать моя, что я здоров и никакой болезни во мне нет. И если ты видишь меня так сильно изменившимся, то это потому, что до сих пор я воображал, что все женщины похожи на тебя. И только вчера заметил я, что это совсем не так.
Мать же Аладдина подняла руки вверх и воскликнула:
— Да отойдет от нас лукавый! Что такое говоришь ты, Аладдин?! Он же ответил:
— Я хорошо знаю, что я говорю, будь покойна! Я действительно видел царевну Бадрульбудур, дочь султана, при входе в хаммам. И, взглянув на нее, я понял, что существует красота! И теперь я никуда не гожусь! Вот почему я успокоюсь и приду в себя только тогда, когда султан отдаст за меня дочь свою!
Услышав эти слова, мать Аладдина подумала, что сын ее сошел с ума, и сказала ему:
— Имя Аллаха над тобою, дитя мое! Приди в себя! Ах, бедный Аладдин, подумай о своем звании и брось безумные мысли!
Аладдин же ответил:
— О мать моя, мне нечего приходить в себя, так как я не принадлежу к числу безумцев. Слова же твои не заставят меня отказаться от мысли о женитьбе на Сетт Бадрульбудур, столь прекрасной дочери султана! И я твердо решился просить ее руки у отца ее!
Она сказала:
— О сын мой, заклинаю тебя жизнью твоей! Не произноси таких слов и остерегайся, чтобы не услышали их соседи и не передали их султану, который непременно велит тебя повесить! К тому же, если ты в самом деле принял такое безумное решение, неужели ты думаешь, что найдется человек, которому ты мог бы поручить такое дело?
Он ответил:
— Кому же я мог бы поручить такое щекотливое дело, когда ты здесь, о мать моя? И кому же могу я доверять так, как доверяю тебе? Да, конечно, ты и пойдешь к султану просить, чтобы он выдал за меня дочь свою!
А она воскликнула:
— Да сохрани меня Аллах от подобного предприятия, о сын мой! Я не дошла еще, подобно тебе, до пределов, где начинается безумие! Ах, вижу я теперь, что ты забываешь, что ты сын беднейшего и безвестнейшего портного в городе и что я, мать твоя, также не принадлежу к более знатному и более известному семейству. Как же осмелился ты думать о царевне, которую отец ее не выдаст и за сына могущественного царя и султана?!
Аладдин помолчал немного и ответил:
— Знай, о мать моя, что я уже думал и долго размышлял обо всем, что ты только что сказала мне, но это не помешало мне принять это решение, совсем напротив. Умоляю тебя, если я действительно сын твой и если ты любишь меня, сделай то, о чем прошу тебя! Иначе смерть будет для меня предпочтительнее жизни! И ты лишишься меня наверняка! Еще раз, о мать моя, не забывай, что я ведь сын твой Аладдин!
При этих словах сына своего мать разрыдалась и сказала сквозь слезы:
— О сын мой, да, конечно, я мать твоя, и ты мое единственное дитя, ядро сердца моего! И моим самым дорогим желанием всегда было видеть тебя женатым и порадоваться, глядя на твое счастье, перед моей смертью. Поэтому, если ты хочешь жениться, я поспешу приискать тебе жену среди людей нашего звания. И все-таки я должна знать, что мне ответить, когда они спросят о тебе, о ремесле твоем, о заработке и о том, какое у тебя имущество и есть ли у тебя земля. Это очень смущает меня. Но что будет, когда придется идти не к людям скромного звания, а к самому султану Китая[41]
просить руки его единственной дочери Сетт Бадрульбудур. Послушай, сын мой, подумай об этом спокойно.Я знаю, что наш султан полон благосклонности и что никогда не отпускает он от себя своего подданного, не оказав ему справедливости в его деле. И знаю я также, что он чрезвычайно щедр и никогда ни в чем не отказывает тому, кто заслужил его милость каким-нибудь военным деянием или малой или большой услугой. Но ты, скажи, чем ты прославился до сих пор и какие могут быть у тебя права на эту несравненную милость, о которой ты просишь? Да еще где же подарки, которые ты, как всякий просящий милости, должен поднести султану в знак уважения верноподданного к своему государю?
Он ответил:
— Вот именно! Если дело идет только о богатом подарке, для того чтобы добиться того, чего так желает душа моя, ну так я думаю, что ни один человек не может соперничать со мной в этом случае! Знай, о мать моя, что эти разноцветные плоды, которые я принес из подземного сада и которые я принимал за простые и ничего не стоящие стеклянные шарики, пригодные разве для детских игр, что эти плоды — драгоценные камни, и ни один султан в мире не обладает ничем подобным. Впрочем, ты сама сможешь судить об этом, несмотря на малую опытность свою в таких делах. Для этого тебе стоит только принести мне из кухни фарфоровое блюдо, в котором они могли бы поместиться, — и ты увидишь, какое это будет дивное зрелище.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она продолжила:
Принеси мне из кухни фарфоровое блюдо, в котором они могли бы поместиться, — и ты увидишь, какое это будет дивное зрелище.