Кам смотрит на бесконечные ряды цифр, пытаясь осознать их смысл: сведения о жителях провинции Киен Ла, производство ими сквашенной рыбы, выход на барщину и потребление рисового вина на одну семью. Мелочи, которые должны соответствовать друг другу, но это бывает не всегда: слишком много рисового вина, слишком много пиршеств в честь Императора, слишком мало соли, отправленной в столицу…
Вокруг нее слышится стук костяшек на счетах, все громче и громче, он заполняет ее мир, одна за другой девушки все глубже погружаются в цепочки чисел, отслеживая несоответствия, выстраивая истинную картину жизни Бессмертной Империи и ее народа, костяшка за костяшкой. Эти звуки превращаются в птичью песню, в трели голоса ее сестры, которые преследуют ее во сне. «Не беспокойся, Младшая сестренка».
Конечно, она беспокоится. Она всегда беспокоилась.
Кам приходит в себя, вздрогнув от прикосновения к своей руке. В какое-то надрывающее душу мгновение ей кажется, что это вернулась Там, но это птица; она прыгает вверх и вниз между ее пальцами, издавая горлышком тихие, довольные звуки. Когда Кам протягивает руку, птица перелетает на циновку Там, глядя на нее блестящими глазами, прыгает по счетам Там, и костяшки пляшут под ее лапками; а оттуда она летит на ступени лестницы, ведущей вниз, во двор. Понятно, что она хочет сказать.
Кам медленно встает. Она смотрит на надзирательницу Бак Ким, одними губами извиняется. «Мне нужно на минутку». Бак Ким кивает, жестом велит ей вернуться быстро. Надзирательница не заметила птицу, но почему она должна видеть в птице нечто необычное?
Птица – она летит, прыгает и ждет Ким, когда та спотыкается, – ведет ее через внутренний двор, ее извилистый путь проходит между рядами каменных слонов и слуг, а потом по коридорам между стенами, которые ведут от их рабочих помещений в сады. На мгновение Кам охватывает тревога, что ее разрешение на проход здесь не действует, но когда она прикладывает ладонь к пластинкам, каждая дверь открывается с тихим звуком, похожим на выдох. Воздух здесь плотный, до отвращения насыщенный ароматом османтуса[24]
.Тут птица останавливается. Когда Кам подходит к ней, они стоят под аркой из желтого камня, на которой высечены иероглифы, обозначающие долгую жизнь и удачу, потом птица прыгает по направлению к лужайке, взлетает в воздух и летит к далеким очертаниям стены. Ее движения медленны и размеренны – это очень характерно для сестры, такое упрямство, которое даже за пять лет заключения ничуть не уменьшилось.
Кам смотрит, ее сердце бьется где-то в горле.
– Там ничего нет. Вернись.
Птица останавливается, поворачивает обратно, к ней. «
Синие перья на крыльях птицы сияют под обшивкой стены – это сияние распространяется на все ее тело, пока оно не начинает светиться, как нефрит в лучах солнца, и снова это сияние становится венами стены, пульсирующими в том же медленном ритме биения сердца. От лужайки поднимается белый туман, тянется вверх. Птица продолжает танцевать, и каждый взмах ее крыльев порождает струю белого, прозрачного тумана, который становится все гуще. Кам смотрит на стену и на птицу и видит, как щупальца тумана соединяют их, подобно тонким нитям из ткацкого челнока.
– Старшая сестра, пожалуйста!
Птица дрожит и трясется, и опять меняется. Ее тело вытягивается вверх, вплетается в белизну, от которой у Кам болят глаза. Туман окутывает ее; стена на короткое мгновение смыкается; а потом нет уже никакой птицы, ничего, кроме тонкого дерева, вытянувшего ветки наружу, и с той же тонкой сеточкой синих линий на стволе. В кроне дерева появляется один-единственный круглый, золотистый плод – хурма с десятью тычинками. Ее сладкий, спелый аромат дрожит в воздухе, сгущается в горле Кам, как обещание пиршества.
Деревья тоже не могут выйти отсюда – даже их листья, которые летят по ветру, не способны пробить стену. Это бесполезно. Сколько бы раз Там ни меняла свой облик, – неважно, где она берет такую силу, как долго сможет ее удержать, – убежать невозможно. Только высокопоставленные доверенные чиновники получают разрешение выходить наружу.