Тысяча начал и окончаний

– Тебе не за что просить прощения, детка. Твоя работа была превосходной, – она делает глоток из своей чашки, ставит ее на низкий лакированный столик, на мерцающее изображение повторяющихся трех символов удачи. – Только за последние два дня ты проверила больше отчетов и записей, чем три твоих соседки вместе взятые.

Кам сидит и ждет – она не знает чего. Новых похвал? Когда-то она бы наслаждалась ими, но теперь они кажутся ей пустыми, бессмысленными.

– Тогда…

Надзирательница Бак Ким придвигает к ней лист бумаги, медленно, с подчеркнутым почтением – и, конечно, это потому, что внизу страницы стоит ярко-красная печать Бессмертного Императора, с тонко выгравированным на ней переплетением кругов. Кам кланяется невидимому правителю, и только после этого поднимает голову и смотрит на бумагу.

Слова расплываются и перемещаются; она едва успевает их заметить, они тут же становятся слишком тяжелыми, чтобы их удержать. «Поскольку наша служанка Нгуен Ти Кам выказала примерное прилежание и преданность Императорскому трону…

Данным указом мы имеем удовольствие повысить ее до должности чиновницы Второго ранга в Главном комиссариате Внутренних Красных палат…»

Главный комиссариат.

Чиновница.

Второй ранг.

Она.

Она выберется отсюда! Она станет чиновницей высокого ранга и сможет спокойно выходить из дворца и входить в него по воле Императора. Она… она может поехать домой!

– Тебе много надо осознать, я понимаю, – надзирательница Бак Ким произносит это почти добрым голосом. – Ты привыкнешь к этому в конце концов. – А потом, отбросив официальный язык и декорум, она обнимает Кам, крепко, как мать. – Я так рада за тебя, детка. Я всегда знала, что ты сможешь этого добиться.

Кам сидит неподвижно, осторожно подбирая слова.

– Я… – она замолкает, пытается снова. Ее горло заполнено чем-то сладким, с привкусом десятитычинковой хурмы. – Спасибо, Старшая тетушка. Это так много значит для меня.

Это много значило бы, когда-то давно; но теперь она может думать только о голосе Там, о шепоте в ушах, и ничто из этого не способно снять серую вуаль с окружающего ее мира.

В день ее представления Бессмертному Императору Кам долго, очень долго принимает ванну, погрузившись в обжигающе горячую воду, как будто это может наконец отмыть ее дочиста. Служанки, приставленные к ней, удалились по ее приказу: когда она выходит из резного бассейна, она смотрит на себя. Кожа стала светлее после шести лет, проведенных в павильоне расчетчиц, но это до сих пор темная, плотная кожа крестьянской девушки, которая выросла, сажая рис на рисовых полях и стоя на коленях в мутной грязи до тех пор, пока эти поля не стали ей казаться целым миром; она пела песни вместе с кузиной Хоа, и кузиной Лан, и со всеми остальными.

Там сейчас среди них, она смеется и улыбается, спотыкается, собирая рассаду, как делала всегда, под любящим взглядом отца и бабушки. Она вернулась домой.

Должна была вернуться.

«Пожалуйста, Мама. Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо».

В спальне – ее собственной невероятно большой, невероятно роскошной – кто-то выложил тунику из пяти полос богатой парчи с эмблемой второго ранга – куропаткой, вышитой такими тонкими нитками, что она выглядит нарисованной. Кам позволяет служанкам одеть себя, словно во сне: один слой одежды за другим, густых красных оттенков, а потом тонкая верхняя туника без рукавов, такая темная, что кажется почти черной. Она смотрит на себя в зеркало, и из зеркала на нее смотрит незнакомка, ее руки тонут в широких, вышитых золотом рукавах, лицо намазано свинцовыми белилами, длинные волосы подняты вверх и уложены в сложный узел на макушке с золотыми шпильками в виде черепах. Ее губы выкрашены в цвет императорских чернил, и кроваво-красный рот похож на свежую рану.

Она думала, что будет чувствовать себя победительницей, но в ее груди одна лишь пустота, словно из нее вынули сердце.

Кам смотрит на себя в зеркало, заставляет себя улыбнуться и смотрит, как шевелится ее отражение, как кроваво-красные губы раздвигаются, обнажая покрытые черной эмалью зубы, как у всех чиновниц.

Пора.

Дверь открывается с тем же мягким выдохом, похожим на последний вздох. Кам собирается с духом, готовая увидеть новых служанок и новых стражников, перед долгим путешествием во Внутренние Красные палаты, ко всему, о чем она когда-либо мечтала.

Там стоит на пороге.

Время замедляется, увязает в меду. Кам делает медленный вдох.

– Старшая сестра?

Там улыбается. На ней грубая туника крестьянки, а волосы распущены по плечам, но она не изменилась. Лицо у нее то же самое – круглое, как луна, с ямочками вокруг недоброй улыбки – и она держится так, как будто идет в бой. Позади нее стоит надзирательница Бак Ким и стражники. Лицо у надзирательницы замкнутое, сердитое.

– Видишь? – говорит она Там. – Твоя младшая сестра идет к лучшей жизни. Она в тебе не нуждается.

– Ты… – у Кам вырывается глубокий, дрожащий вздох; ей приходится замолчать, потому что это так больно, одежда сжимает ее тисками. – Ты была снаружи!