Тысяча начал и окончаний

Кам идет к дереву, становится возле него на колени. Счеты умолкли; теперь слышен только шум ветра в ветвях. Когда она кладет ладонь на ствол, она слышит мысли сестры: любовь к Кам и злость на нее, на ее чрезмерное старание быть ответственной. Она любит Кам, действительно любит, но иногда Там хочется встряхнуть ее, настоять на покорности и своей власти над ней. Должна же Кам понять, что это иллюзия, что их никогда не сделают чиновницами высокого ранга, что они будут жить и умрут в стенах рабочего павильона со счетами в руках, без мужей, без детей, без семьи?

«Ох, Старшая сестра».

Мир снова расплывается. Кам смахивает с глаз слезы. «Не позволяй, чтобы это отвлекало тебя от работы», – сказала бы надзирательница Бак Ким. Кам должна вернуться обратно раньше, чем ее начнут искать. Нужно делать работу, проверять цифры, одну страницу за другой. Ей нужно убедиться, что все сделано безупречно – все, что потом отнесут в Главный Секретариат, запечатанное и проверенное самим Императором.

Вокруг нее разливается озеро прозрачного белого тумана, остатки стены, которая сомкнулась над Там, изменила ее. «Ты не выберешься этим путем. Ты должна понять».

Ветер свистит в ветвях, и это снова голос сестры. «Может быть, выберусь. Мы не узнаем, пока я не попытаюсь, не так ли? Мама говорила…»

Кам хочется ответить: «Мама мертва». Она с усилием сдерживается, потому что это не те слова, которые нужно слышать Там, потому что они ничего не изменят. «От мамы во дворце ничего не зависит. Ты должна это понимать, Старшая сестра». Это дерево. Оно… оно не может уйти, его корни в земле сада. «Не можешь ли ты… должен быть другой облик». Но ничто не проникает сквозь стену. Ни листья, ни птицы, ни девушки – ни дорогая ее сердцу сестра, та, у которой всегда хватало огня для них обеих, которая втягивала ее в разные неприятности, как будто нельзя жить по-другому.

Ее сердце дает сбой, пропускает удар. Кора ствола гладкая, как костяшки на ее счетах; Кам невольно водит по ней пальцами вверх и вниз, словно опять считает, перебирает один облик за другим, по очереди отбрасывая их. Ничего не получится. Ничто не выберется отсюда. Кроме…

Кроме морского воздуха, и еще песка, который они находят в своих туфлях по утрам, и на дне своих фарфоровых мисок на столе за завтраком.

Белые озера вокруг нее, туман, пронизанный синими венами. Стена возвышается вокруг нее, толстая, шершавая и теплая. Пальцы Кам скользят вниз по стволу, будто передвигают косточку пятого разряда, и свет растекается от ее пальцев, течет к сестре в чужом облике.

Дерево рассыпается в пыль. Сначала ствол, а потом ветки и листья; а последним – золотистый плод, его аромат собирается невероятно густым соком на языке Кам – он похож на сок манго, на жидкий мед. Вокруг нее желтая пыль пляшет и дрожит, замирает на мгновение; потом ветер подхватывает золотистую взвесь и несет к обшивке стены. Пыль проникает в стену между синими венами, втягивается, пока и следа золота не остается.

Рука Кам повисает в воздухе, пальцы ее еще ощущают прикосновение пальцев Там, и она не знает, смеяться ей, или плакать, или то и другое вместе.

«Пожалуйста, Старшая сестра…

Пожалуйста, пусть с тобой все будет хорошо».

Когда надзирательница Бак Ким приглашает Кам в свой кабинет, Кам уверена, что речь пойдет о Там, о по-прежнему пустующем месте среди девушек, которое все они со страхом обходят, по мере того как идет время, а ее не могут нигде найти.

Но она выбралась отсюда. Пыль прошла сквозь стену. Должна была пройти! Неважно, что стена теперь – это просто стена, что сны Кам молчат уже год, что она снова и снова выходит в сад и не находит ничего, кроме безупречно аккуратного газона и пустоты под каменной аркой.

Надзирательница не кажется сердитой, она просто задумчива. Бак Ким смотрит на Кам так, будто взвешивает, чего она стоит.

– Хочешь чаю? – спрашивает она.

Кам сидит, упираясь коленями в пол, пока надзирательница Бак Ким наливает в чашку чай цвета скошенной травы, и вдыхает почти знакомый запах. Он из Внутренних Красных палат, редкий, дорогой напиток, такого никогда не дают рядовым сотрудницам.

– Это касается моей работы? – спрашивает она.

Надзирательница Бак Ким поджимает губы.

– Можно и так сказать.

– Я… – с тех пор, как год назад дерево рассыпалось золотой пылью, Кам жила словно под серой вуалью, складывала и вычитала числа, но не помнила, что она делает, и не понимала смысла того, на что она смотрит. Это должно было иметь последствия для нее. – Я прошу прощения…

Надзирательница Бак Ким смеется.