Тысяча начал и окончаний

Меня всегда поражали отношения между сестрами, и как всеми действиями Кам руководит зависть к красоте сестры. В традиционном сюжете ее поступки ужасны, а мне захотелось рассказать новую версию, в которой сестры держатся вместе, несмотря на все трудности. И ванну я тоже сохранила, только в совершенно другом контексте!

Ю. К. Майерс

Земля Утреннего Покоя

Прошло пять лет после смерти моей матери, но я до сих пор возвращаюсь из школы через черный ход. Она всегда была там, чтобы поздороваться со мной, писала на своем ноутбуке за кухонным столом, прижав колени к груди.

Я отпираю дверь и медлю, прижимая два пальца к короткой подвеске с жемчужиной на моей шее, и напоминаю себе, что мама уже не ждет меня. Но сегодня кто-то меня все же ждет: Харабеоджи и папа сидят за столом и вместе пьют соджу[25]

. Они оборачиваются и смотрят на меня, когда я вхожу.

– Привет, ребята. В чем дело? – спрашиваю я.

Видеть их вместе для меня было странно по нескольким причинам. Мой дед, иммигрант из Южной Кореи и приверженец традиций, считает, что приготовление еды и мытье посуды – это женская работа, то есть моя. Папа так не считает, но он всегда очень занят, и готовит паршиво. Держу пари, мама пользовалась кухней как своим кабинетом, потому что она была единственным местом, где мужчины ее не беспокоили.

К тому же Харабеоджи и папа почти не разговаривали друг с другом с тех пор, как папа начал встречаться с Лизой месяц назад. Я хочу сказать, что, конечно, неловко приводить свою новую подругу домой, когда отец покойной жены еще живет вместе с вами, но Харабеоджи просто придется с этим смириться. Из родственников у него остались только мы, и нам нужно держаться вместе. Кроме того, прошло уже пять лет, и папа заслуживает того, чтобы быть счастливым. По крайней мере, хоть один из нас должен быть счастлив.

Я пересчитываю маленькие зеленые бутылочки из-под спиртного, выстроившиеся между ними. Семь пустых. Потом я проверяю, в каком состоянии папа. Он пил, стараясь пережить смерть мамы, но в конце концов получил хорошее место. И Лиза с этим тоже помогает.

– Где ты была? – требует ответа Харабеоджи.

– Может, в школе? – я бросаю рюкзак на пол и опираюсь локтями на спинку стула лицом к ним. В воздухе висит густой сигаретный дым. Пепельница рядом со стаканом Харабеоджи полна до краев пеплом и окурками. Я морщу нос.

– Ты получила мое сообщение? – спрашивает он.

– Да. Тебе нужно отправить его только один раз, знаешь ли.

На экране моего телефона четыре послания от деда, все одинаковые:

«Ханна сердится!!! Возвращайся домой».

Иногда я жалею, что вообще научила его отправлять сообщения.

– Что, по-твоему, сделала мама на этот раз? – спрашиваю я.

– Она спрятала мои сигареты, – отвечает Харабеоджи.

– Конечно. Не может быть, чтобы ты забыл, где их оставил. Опять, – я машу рукой в воздухе. – Очень плохо, что ты их нашел. Ты винишь во всех странных событиях в этом доме гвисинов[26].

Дед винил их всегда: когда он обнаруживал свою расческу в неожиданном месте, или крохотные камешки гальки оказывались в его туфлях, или его чай остывал, пока он его пил. Гвисины, гвисины, гвисины.

Харабеоджи говорит, что моя мама – гвисин. Это корейское слово означает «призрак». Конечно, его убеждение смехотворно – я с этим полностью согласна, – но не всегда так легко не считаться с ним, потому что дед узнал, что мама умерла, как только это случилось, хотя она находилась в трех тысячах миль отсюда. Он утверждает, что она пришла к нему во сне.

Это был мой одиннадцатый день рождения, которого я ждала целую вечность. Я проснулась и нашла письмо из «Хогвартса» на подушке – мама явно не допустила бы такой ошибки – вместе с белым совиным пером, маленьким тортиком с цветочками из масляного крема и мешочком конфет желе-бобы; они, как я тут же обнаружила, были только неприятного вкуса, например, рвоты и ушной серы. Конечно, это было делом папиных рук.

Прежде чем вы подумаете: «О, лучшая семья на свете», вам следует знать, что мои родители тогда оба уехали на уик-энд в Сан-Диего без меня. Папа вел фокус-группы по новой игре, которую выпускала его компания, а мама была на конвенте по научной фантастике. Она называла это деловой поездкой – она писала роман-фэнтези, и ей было нужно «войти в сообщество», чтобы найти агента, – но я понимала, что она уехала туда поразвлечься. Она сшила новый костюм «кумихо»[27] из компьютерной видеоигры «Земля утреннего покоя», которую обычно называют ЗУП.

Мама впервые надела этот костюм и продемонстрировала его нам в общей комнате всего за несколько дней до конвента. Я была поражена тем, как неуловимо изменился язык ее тела, когда она надела коричневую бархатную маску с большими раскосыми глазами, острыми ушками и усами. Она трясла задницей, и девять оранжевых перьев, прикрепленных к рыжим шортам, шуршали сзади; по-моему, они делали ее больше похожей на общипанного павлина, чем на девятихвостую лисицу.

– Солнышко, твоя мама – лиса! – сказал папа.