Тысяча начал и окончаний

Я долго жила кочевой жизнью, но мое сердце начало тосковать по Америке. Точно так же оно раньше подсказало мне покинуть Филиппины, место моего рождения, чтобы найти свой настоящий дом. Но вот я здесь, а мне пока не удалось найти никого, похожего на меня. Мне придется примириться с тем, что я, возможно, и не найду никого. И поэтому мне необходимо соблюдать свой кодекс чести и пытаться подружиться с настоящими людьми. Возможно, они – мой единственный шанс в жизни почувствовать себя дома.

Я иду к мраморной лестнице, которая ведет к классным комнатам гуманитарных наук. Школа Дюшен когда-то принадлежала капитану Армстронгу Фладу, нефтяному магнату, вдова которого завещала их дом мадемуазель Дюшен, чтобы та открыла здесь школу. Хотя для учащихся сделали кое-какие современные удобства, в том числе поставили ряды металлических шкафчиков вдоль стен коридора, оригинальная обстановка здания сохранилась, поэтому при входе в него кажется, что ты сделал шаг в прошлое. Однако с такими старинными понятиями, как честь и благородство, в школе Дюшен туго, несмотря на то, что многие учащиеся могут проследить историю своих предков до самого основания Америки. Они образуют закрытый круг; туда никто не может войти.

Несколько картин висят на стенах лестничной клетки. Три девочки сплетничают под портретом в полный рост наследницы Флад, их губы искрятся от блестящей помады и от сарказма. Джемма Брайни, местный фотограф, постоянно пополняющий Инстаграм школьными снимками, что-то шепчет Марни Уайлдер, старшекласснице, которая не может выйти из дома, не надев пару туфель на высоченных каблуках. А рядом с ними стоит не кто иной, как Лила, которая, судя по плохо замаскированной злобе на ледяном фарфоровом лице, все еще меня ненавидит. Везет же мне.

– Ты вернулась. – Джемма щелкает камерой. – Для моего Инстаграма.

– Это обязательно? – ворчу я.

Глаза Джеммы широко раскрываются на мгновение, которого мне хватает, чтобы понять, что я ее задела. Тем не менее она игнорирует мои слова.

– Мы почему-то решили, что ты, возможно, перевелась после того…

Голос ее замирает, она осознает, что чуть не ляпнула нечто неподобающее. Она должна по крайней мере притворяться воспитанной.

– Мы рады, что ты вернулась.

– Да. Мы рады, – поддерживает ее Марни. – Где ты была? Бобби Ливингстон тебя искал. У него твой дневник. Он говорит, что нашел его в классе рисования.

Я не дура. Я уже знаю, что они его украли. Когда Лила обнаружила, что дневник не открывается, она, должно быть, подбросила его кому-то другому, чтобы он его нашел и вернул. Что она затевает? Может, она чувствует, что я веду двойную жизнь, но она никак не могла бы заподозрить ничего, даже приблизительно похожего на правду. До того, как я узнала правду о себе, даже я не думала, что предрассудки моих односельчан реальны. Лила, вероятно, думает, что я солгала насчет гибели родителей, и хочет выяснить, что я скрываю, чтобы иметь возможность меня шантажировать.

– Спасибо. Я его найду. Вы знаете, я никогда и не думала уйти отсюда, – говорю я. – Моя тетя заболела. Мне пришлось поехать домой, чтобы позаботиться о ней.

Джемма неуверенно кивает. Если бы она знала, как я люблю поедать сырую печень, она, наверное, заблевала бы всю свою сумочку «Шанель». Вот это было бы зрелище!

Лила закатывает глаза.

– По-видимому, твоя тетушка часто болеет, – говорит она. – Разве ты не воспользовалась тем же предлогом пару недель назад, когда она не приехала на вечер встречи по случаю возвращения в школу?

– Она уже пожилая, – отвечаю я. – Можно подумать, тебя волнует моя тетушка.

– Если у тебя действительно есть тетя, – поднимает брови Лила.

Я ее ненавижу. Жаль, что я не могу вырвать ее глаза из головы и дочиста вылизать кровь из сосудов склеры. Я уже собираюсь закончить этот разговор и отправиться наверх, в класс, когда одна из наших учительниц, миссис Стрейтмайер, открывает входную дверь.

– Аида. – Эта полная женщина со строгим лицом энергично стряхивает воду с зонта и произносит мое имя так, будто у меня неприятности. – Твоей тете уже лучше?

– Да, гораздо лучше, – отвечаю я. – Она стойкая женщина.

– Очень рада это слышать, – миссис Стрейтмайер поднимается на ступеньку вверх. – Мне бы хотелось как-нибудь с ней познакомиться. Тебе следует пригласить ее на следующий день открытых дверей.

Я киваю. Я по характеру человек не молчаливый, но выдавать как можно меньше сведений – лучший способ избежать пристального внимания к себе. Я начинаю сомневаться в правильности своего решения приехать в Нью-Йорк, чтобы перестать убегать и обосноваться на одном месте. Я не чувствую, что это место – мой дом. Может быть, я воспользовалась тем разговором, который подслушала в библиотеке, в качестве предлога, для оправдания необходимости уехать еще дальше от Филиппин, источника плохих воспоминаний. Неужели я просто убегала от горя, вызванного смертью матери, и от гнева на нее за то, что она сохранила в тайне наше происхождение?

Миссис Стрейтмайер поднялась по лестнице и исчезла.

Я с облегчением вздыхаю, но Марни опять стоит прямо передо мной.