У черта на куличках

Колдун искал день, искал ночь, пока жители деревни не рассказали ему о чудовище, замурованном ими в пещерах. Он бросился к скалам, проворно карабкаясь вверх, оставляя кровь на камнях, что впивались ему в ступни и ладони – волосы бились ему в глаза, ветер слепил потоками ледяной воды – силой своей Колдун поднимал валуны, но нигде не мог отыскать Змея. Морозная ночь расползлась по земле, как слизь, и черная стылая тьма пожрала душу Колдуна. Он звал отчаянно, моля и заклиная откликнуться. Эхо несло его голос по ветру. А когда тьма потекла от света в ущелье, Колдун заглянул в бездну, чтобы увидеть там, под толщею мрака, призрачный свет Моря, укрытого веками. Змей был прозрачен, как саламандра, выгоревшие вены вились у него под кожей пересохшими прутьями, все его пальцы, кроме одного, почернели. Он был неподвижен. И тогда Колдун познал страх. Он спустился на дно сырой темноты, поднял Змея с камней – тот повис у него на руках, ускользая из них, точно пойманная волна. Колдун снял Проклятие, чтобы Змей никогда больше не был безмолвен, и тот разомкнул уста воем глубинных рыб. Эхо несло его голос по ветру. В сердце Колдуна родилась жалость – острая, как игла с серебряной нитью, в сердце Колдуна родилась злоба – беспощадная, как камень, летящий в ребенка. Он ходил за Змеем три дня, лечил его пламенем и дымом целебных трав, а когда зверь обрел прежнюю силу, первое, что приказал Колдун: уничтожить деревню. Змей уже не умел возразить, и сжег каждый дом, сарай и святилище, но не тронул ни одного человека. Ужас наполнил сердца людей – обескровленные, они понесли весть по свету о страшном чудовище, что пожрало Огнем их дома. Но то была ярость Колдуна – не Змея.

Побег

Вода дрожит на стекле, как чужая слеза, как слюна, течет по прозрачным щекам, по железным зубам, капли собираются вместе, ползут друг к другу, грозят сообща. Яд над головой, словно голова – в пасти змеи. Страшно коснуться ее даже здесь, с этой – сухой – стороны дождя. И глаз не отвесть. Ждать, что ужалит. И ведь жалит.

Шего отпрянул от окна, ошарашенно прижимая пальцы к обожженной коже – острые капли пробили щеку и испарились, шипя. Крола опустил стекло, чтобы выбросить фантик от леденца; сидевший позади него змей успел проводить взглядом цветной бумажный комок, прежде чем вода обожгла ему лицо; Рае, до того пребывавший в состоянии глубокой мрачной отрешенности и больше напоминавший морок, нежели человека, вдруг среагировал на болезненное шипение у себя под боком и ветреный шум в салоне, приказав водителю:

– Закрой!

– Да я на секунду только. – У Кролы всегда доставало совести для оправданий.

– Черт бы тебя побрал, о чем ты вообще думаешь?

– Вот только не надо сразу бросаться проклятиями, уже закрываю. – У Кролы всегда доставало ума для своевременного согласия.

Рае посмотрел на Шего – тот почувствовал его взгляд кожей, словно был облучен им.

– Покажи.

Но змей не пошевелился.

– Нормально всё. – Он мазнул пальцами обожженное место, растирая пятно золы, потом извернулся, вытаскивая из кармана коробок, показал скулу длинному узкому зеркалу над лобовым стеклом (игнорируя белый слепой взгляд провидца и внимательный черный взгляд колдуна), спичка вспыхнула в когтях, и Шего поднес огонь прямо к поврежденной щеке – золотое сияние пламени облепило края ранки, и, нагорая, стянуло ее.

Рае пристально следил за его поспешным самолечением, но Шего делал вид, что не замечает этого, пряча спички обратно.

– Ты не должен бояться.

Голос колдуна, участливый и непреклонный, лег на плечо как ладонь, и змей, пропустив ремень безопасности сквозь кольцо сложенных пальцев, пробурчал куда-то себе в колени:

– Я не боюсь.

Рае вытянул руку и хлопнул провидца в плечо: «Дай воды», – тот нагнулся к бардачку и вытащил оттуда бутылку, купленную на заправке часа два назад. Колдун открутил крышку, наполнив салон гремучим шипением растревоженной жидкости, змей посмотрел на эту бутылку, как на бомбу, и, нервно подвинулся, сжав ноги. Пузыри, выступившие под пальцами Рае, пугали и притягивали Шего. Наконец этот невозможный стрекот стих, и человек сделал глоток отравы, а потом еще один. Змей отвернулся к окну, так что колдуна кольнула точка родинки у него за ухом.

– Почему у меня не растут волосы, а у тебя растут? – спросил Шего когда-то, еще совсем тогда маленький, больно и нежно дергая Рае за короткие темные прядки.

– Потому что ты не человек.

– Как это?

– Просто.

– Кто же я?

Колдун приложил палец к родинке Шего, как бы включая его.