У Лаки

– Господи, откуда? Он никогда ничего не говорил. Та еще загадка.

– Он должен был упоминать Сидней, – настаивала Эмили.

В трубке повисла пауза.

– Возможно, есть пара незначительных деталей, о которых я не рассказывала.

Эмили открыла блокнот. Пожалуйста, мама, думала она, дай мне что-то существенное. Открой мне, откуда я родом.

– Однажды он рассказывал, как издал… стихотворение или пьесу, в небольшом журнале. Кажется, после университета. Возможно, во время пребывания в Австралии. Иэн не показал мне саму поэму или пьесу, или что там было. Сказал, не осталось копий. Вот так он относился к своему творчеству. Говорил, что подписался своими инициалами: И. У. Асквит.

– Ты никогда не рассказывала! Почему ты не упоминала, что он писал? Неужели ты не понимаешь, насколько для меня важно знать, что мой отец был писателем?!

– Он не был всамделишным писателем. Это неважно. Я забыла.

Хайди справлялась с последствиями самоубийства Иэна Асквита тем, что избегала разговоров и молчала. Она верила, что вытеснением воспоминаний можно исцелить разум. Всю свою жизнь Эмили пыталась донести до матери, что ее собственный разум так не работает, она не может забывать по команде.

– Это важно! Ты не должна о таком забывать. Писательство – это то, чем он занимался и чем занимаюсь я.

– Иэн был неуравновешенным человеком. А то наверняка был лишь пустячный стишок. Ты писала стихи в школьный журнал, помнишь? И твой отец – это Рик. Рик добродушный, умный и симпатичный. Нам повезло, что он у нас есть. Как бы то ни было, я никогда не спрашивала Иэна о его творчестве.

– Но почему?

– Потому, Эмили, что я не допрашиваю людей. Я принимаю, что они говорят, и позволяю им самим определять границы того, что рассказывать. Я такая.

– На что ты намекаешь?

– Я не пытаюсь вечно выцедить из людей информацию. Я не журналист.

– Мам, меня интересуют рассказы. Вся моя карьера так или иначе связана с рассказыванием историй.

– Ты работала корректором, дорогая.

После звонка матери Эмили включила телевизор – шел выпуск новостей – и стянула тяжелое покрывало с кровати, оставив его лежать на полу, как смятый занавес. Выключив телефон, она провела рукой по белоснежным наволочкам, прохладным и мягким простыням.

Хотелось кричать.

Вместо этого Эмили заснула.

3

Следующим утром рано пошел дождь, принося с собой тошнотворные запахи гудрона и озона. Эмили вошла на территорию кампуса Сиднейского университета, кроссовки заскрипели на мокрой дорожке. Летний курс лекций уже закончился, осенний семестр еще не начался; в фойе библиотеки слонялись несколько одиноких студентов. Холодный воздух кондиционера впитался во влажные волосы Эмили. Она спустилась на один из нижних этажей и прошла ряд кубических комнат. Вдоль кирпичной стены тянулся ряд вогнутых медных пластин, напоминающих внутренности кларнета. Освещение было как в морге.

Когда стали доступны поисковики, Эмили часто вводила в них имя и фамилию отца… и ничего не находила. Однако она никогда не вбивала в Гугл инициалы. Кто вообще ищет людей по полным инициалам? Второе имя Иэна – Уэсли.

Эмили заняла компьютер, открыла базу данных по искусству и гуманитарным наукам и набрала в строке поиска «И. У. Асквит».

1938–1945

1

Старую тетрадь ему подарил отец-банкир. Она пришла почтой спустя несколько месяцев после того, как Иэн Асквит поступил в университет. Если повезет, объяснял отец, подарок заинтересует какого-нибудь профессора греческого языка в Эдинбургском университете или иное высокопоставленное лицо, кто мог бы помочь честолюбивому стремлению Иэна завершить студенческую карьеру с медалью. Клиент отца, антиквар и инвестор в британские «вечные» облигации, передал ему эту карманную тетрадь в качестве негласной платы, которой обмениваются люди в бизнесе. Как и у отца, у Асквита не было настоящих друзей; как и его мать, молодой человек носил очки и продолжал ухудшать зрение чтением при плохом свете.

По ночам он жег промасленные тряпки в камине своей студенческой квартиры. Тряпки бесплатно отдал ему горожанин, работавший железнодорожным механиком. Такое топливо горело интенсивно, а из дымохода поднимался густой неравномерный дым. Книжные полки в квартире молодого Асквита, углубленные в стену, сливались с ней в единое целое.

Тетрадь изначально принадлежала специалисту по античной филологии Кристофу Циглеру (1814–1888) и была наполовину заполнена переводами с греческого языка и собственными заметками Циглера на немецком. В экземпляре Биографической энциклопедии античных филологов Иэна указывались два главных достижения Циглера, филолога и преподавателя в Штутгарте. Первое: длинное эссе о сатирических пьесах и трагических тетралогиях. Второе: три тома греческих буколических поэтов, которые наилучшим образом отражали научные вкусы Циглера и представляли все его открытия в Амброзианской библиотеке. В завещании Циглер оставил подробные инструкции по продаже его частной библиотеки и документов для финансирования стипендий студентам из Штутгарта и Ульма.