У Лаки

– Может, тебе взять недельку отпуска? Я возьму на себя ресторан в Стэнморе, ты можешь тут спокойно отдохнуть.

– Позволь мне уйти и не пытайся остановить. Отпусти меня без сцен.

Лаки смотрел, как Валия с чемоданом выходит за дверь на улицу. За верхушками деревьев заревел невидимый поезд. У обочины дороги Валия остановилась и посмотрела направо, налево. В какую сторону она пойдет? Лаки задумался. Направо – на станцию? Налево – на Бридж-роуд, где может быстро поймать такси. Куда такси ее отвезет? Если Лаки захочет поговорить, как он ее найдет? Вернется ли она завтра?

Валия вернулась. Потом ушла. И потом снова вернулась.

А затем ушла навсегда.

1965

1

В Сиднее тем летом, которое газеты называли исключительно жарким и весьма прибыльным для ресторанной индустрии, греки раскладывали карты в частной игровой комнате над фруктово-овощным магазином на Пойнт-роуд.

Лаки приехал рано. Заведение открывалось в восемь, часом позже начиналась первая игра. Лаки стоял в одиночестве, держа в руках кофе, у стола рядом с окнами. Высокие столы в комнате предназначались для напитков, низкие – для карт. Он прибыл пораньше, чтобы посмотреть, кто из игроков пришел вместе или кто с кем дружит. За такими водилась игра в сговоре. В комнате была раковина и плита для джезвы. Поднос для бутылок, второй поднос для стаканов. На одной из желтых стен висела репродукция картины в рамке: панорама девятнадцатого века. Бородинская битва. Дверь игровой комнаты была заперта, а на ручке висело пальто, которое закрывало замочную скважину. Лаки предполагал, что здесь, наверху фруктовой лавки, их может разглядеть в бинокль только из глубины парка напротив лишь волшебный шпион.

Он делал небольшие ставки. Игра еще не переросла в зависимость, еще лет десять она будет простым удовольствием. Для Лаки ценность игры заключалась в самой игре, в процессе. Независимо от результата или с какой скоростью решалась его судьба: мгновенно или все растягивалось на несколько часов. Ставки вывели его из глубокого погружения в мир франшизы. Игровой процесс становился драмой, искажением реальности, распадом, фантастической жизнью, созданной за игровым столом. Игра могла быть ошеломительной, как секс. К 1965-му для Лаки Маллиоса она стала прямой заменой секса.

Он сидел за самым большим столом с еще пятью игроками, с виду вполне трезвыми и настороженно-сдержанными. Лаки сдал первую партию, болтая о всяких пустяках. Лаки, возможно, был самым успешным человеком в этой комнате, но его греческий – и это становилось ясно после первого слова – был худшим. В большинстве случаев Лаки нравилось говорить на языке своих родителей. С появлением франшизы язык стал лучше. Но иногда по вечерам он испытывал облегчение, когда разговор переходил на английский. Ужасно угнетало, что некоторые греки напирали на сохранение культуры и языка в неприкосновенности, как сокровище, два поколения, три, глубоко, в новой стране.

Гордость за глубину этнической принадлежности и стыд за ее отсутствие. Любые рассуждения о подлинности Лаки давно наскучили. Он больше не принимал ничего на свой счет. Идея этнической чистоты была фантазией диаспоры. Каждый из присутствующих в этой комнате представлял собой смесь новых влияний, новый тип личности. Просто одни принимали свою «нечистоту», другие – нет.

Воздух вокруг игровых столов был сизым от сигаретного дыма. После второй раздачи Лаки поинтересовался у сидящих за столом, кто откуда родом. Трое эмигрировали с Климноса. Рядом с Лаки сидел пелопоннесец, который наотрез отказывался говорить по-английски. И был еще один игрок, представившийся Александром с острова Итака. Он сильно напомнил Лаки Ахилла Аспройеракаса тем, что, казалось, по его лицу можно прочесть большинство мыслей и эмоций, которые он испытывал. Он сказал, что только жена зовет его Алесандро.

– Ты знаешь семью Аспройеракас? – спросил Лаки. – Они из деревни Вати.

– Я слышал про мужчину по имени Ахилл. Много слышал.

– А его дочь, Валия? Знаком?

К 1965-му Лаки не знал ни адреса Валии, ни жила ли она все еще в Сиднее или уехала из города. Не знал, где она работала, если работала.

– Ее не знаю.

– Расскажи про Ахилла.

– Ну, что сказать. Он осёл. Он болен. Я сегодня пришел играть в карты. Хочешь сбить меня с толку?

Лаки сбросил карты, оставив Александра против пелопоннесца и тех двух, которые то ставили, то нет. Выражение лица Александра менялось от встревоженного до серьезного. Лаки думал про Ахилла, которого не видел лет девятнадцать, и ему было все труднее сидеть молча. Наконец Александр проиграл. Он небрежно стряхнул пепел с сигареты, пока его противник собирал со стола монеты.

– Хочешь услышать про Ахилла? Он живет у моего кузена Дамианоса. И слишком давно. Спит в сарае и говорит, что ему некуда больше идти. Это не закусочная «У Лаки». Не хочу тебя обидеть, но мой кузен ведет свое дело. И не хочет, чтобы на его заведении была написано гребаное имя другого человека.

– Справедливо. Возможно, стоило быть скромнее и дать бизнесу другое имя. Теперь слишком поздно что-то менять. Где находится заведение твоего кузена?