У всех свои муравьи

Нынешняя молодежь однажды столкнется с серьезными проблемами. Как сообщалось, уже дети дошкольного возраста добровольно выбирают суп мисо, полезный для здоровья суп из водорослей, который, в общем-то, рассчитан скорее на вкус престарелых (мидии и пр.), и это притом, что мы сами узнали, что это за суп, лишь пару лет назад. Это потому, что японская кухня раньше встречалась только в Японии. А так как супы упрямо противоречили всякому культурному течению, то водорослеподобный дух супа мисо должен был, по идее, требовать жертвы. Ею и стал старый добрый суп из лапши. А теперь я вас спрашиваю: когда в последний раз вы встречали его в меню? Раньше без суповой лапши вообще ничего не обходилось. Начинали ли мы варить блюдо с растворения в воде кубика суповой приправы «Магги» или засыпали в воду порошок «Кнорр», кидали туда посиневшие куриные крылышки или вываривали трубчатые кости, пока на поверхность не всплывали лакомые блестки жира – внутри кастрюли в кипящей воде неизменно ворочалась лапша. Потому что с «крепкими» супами нужно поступать как с твердой обувью. В них нужно вкладывать что-нибудь мягкое, проверенное, нейтральное по запаху и вкусу. С тех пор как лапша исчезла из ингредиентов, суп потерял вкус собственно супа, и теперь его вкус определяется конкретным содержимым. Делаем вывод: сегодняшние дети потому так охотно болтают ложкой в «мисо», что им неведом вкус настоящего супа.

Алекс?

С каждым днем становится все труднее покупать основные продукты питания, такие как мука, молоко или яйца, чтобы вдобавок не получить мобильный телефон. Мы долго ломали голову над вопросом, почему это симпатичное изобретение превратилось в такую безделицу, что его суют всем кому ни попадя. Недавно, отдыхая в симпатичном ресторане «У синего осла», мы вновь разговорились на эту тему и нашли разгадку: людям не хватает взаимопонимания.

За соседним столиком у кого-то под тихие протесты соседей зазвучал на телефоне Марш Радецкого. Прикованный к беспроводному сигналу господин в близком к инфаркту состоянии гипервентиляции стал судорожно хлопать по карманам своего пиджака в поисках, по-видимому, еще одного потайного, местоположение которого ему не было точно известно. Наконец он выудил аппарат откуда-то из швов и нажал нужную кнопку подходящим пальцем. Далее последовал такой разговор:

«Алло. А? Алло! Кто говорит? Алекс? Не понимаю, что ты говоришь (встает). Алло? Ты в туннеле? Не понимаю ни слова. (Наклоняется через стол к окну.) А так слышно? (Пауза.) Штефан! Ах вот как, привет! Очень плохо тебя слышу. Какой-то шум. (Становится на колени в кресле и прижимается ухом к окну.) Не, не могу, я в «Синем осле». Синий, в «Синем осле». Послушай, это бессмысленно. Сигнал пропадает. (Садится с видом человека, смирившегося с судьбой.) Слушай, я кладу трубку, я заканчиваю разговор. Пока. Я отключаюсь. Я тебе позвоню!»

Колбаса

В последнее время нас не на шутку стал беспокоить вопрос: люди перестали понимать, чем нужно питаться, и не перестанут ли они есть то, чем питались всегда, по той причине, что теперь у них все мысли о колбасе (именно это и привело нас к беспокойству). Если взглянуть на причину, то все так или иначе крутится вокруг колбасы, и вроде бы нет причин для волнений[150]. Краевой же эффект в том, что нам «все по колбасе».

Принцип «все по колбасе» – это якорь спасения, цементирующий государство без морских границ – Австрию. Со своей колбасой мы достигли не повторимого больше нигде в мире «пофигизма». Нам «по колбасе» все, даже то, что в глазах какого-нибудь британца, реагирующего на всякие неожиданности неизменно-высокомерной репликой «so what»[151], покажется коровьим бешенством в самой крайней степени. С нашим «все по колбасе» не сравнится никакой другой вариант пофигизма. Наш пофигизм такой силы, что излучает поле, в котором гасятся скандалы и преодолеваются кризисы. Благодаря пофигизму нас ничто не касается, ничто не сбивает с толку и ничто не задевает душевные струны.

Руководствуясь принципом «все по колбасе», мы легко преодолеваем любые обстоятельства жизни. Пофигизм укрепляет иммунитет национального характера, он будто давящая повязка на национальной совести, дополнительное подспорье для спасения души. Пофигизм – это то прекрасное, что осталось после примирения с непреодолимыми жизненными обстоятельствами. Последний жизнеутверждающий порыв нигилистов, последний бунт оппортунистов, равнодушное упрямство.

Когда нам «по колбасе», мир может лежать в обломках. А если и мы окажемся погребенными под ними, так то нам до колбасы. То есть по фигу.

Доступ к неисправности