Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил"

(Добился: сделали второе обвинительное заключение. Но с "ритуалом" не покончили, а сочли доказанным сам факт "ритуальных" признаков преступления, совершенного на еврейском заводе, хотя и оправдали за недостатком улик лично Бейлиса – об этом двойном итоге процесса Кацис, естественно, тоже предпочитает не рассуждать. Он лишь приводит без комментариев статью Жаботинского "Первая половина вердикта", который изо всех сил старается умалить и исказить судебное решение, давая как бы инструкции всем будущим "исследователям" и авторам статей в энциклопедиях – а что еще евреям оставалось делать? Не признавать же доказанность "ритуала".)

Еще одно прозрение нашего "теолога": «В случае Флоренского мы имеем пример некоего экстатического самоубеждения православного в реальности пресуществления вина и хлеба в Тело и Кровь Господню через уверение самого себя в аналогичную веру и "неизбежные" с этой точки зрения действия антипода христиан – евреев» (с. 358). Переведем то, что хочет сказать доктор Кацис об "убеждении" о. Павла: мол, если в православной литургии настоящая Кровь Господня, то и у жидов-антихристиан должна быть настоящая кровь в их ритуальных убийствах.

Причем на «фанатичного теоретика» антисемитизма Флоренского, мать которого – армянка, опять-таки исходное влияние оказал пресловутый "курбан" – в детстве Павел видел жертвоприношение барана у армянских родственников (с. 390). Без этого детского впечатления, которое стало «началом духовного пути», усугубленного затем «заведомо экстатическим характером имяславия» (с. 388-400), столь интеллигентный о. Павел в столь примитивную «антисемитскую мифологему кровавого навета» не поверил бы. А сами евреи тут опять-таки совершенно не причем – их просто «не любят», как объяснял эту проблему Жаботинский.

Кацис горд этим своим "антисемитским" разбором имяславия и публикаций Розанова и Флоренского: «В любом случае, теперь религиозно-политический фон дела Бейлиса далек от однозначности, традиционной для большинства работ наших предшественников» (с. 298). Это уж точно: еще никому из "сугубо православных теологов" не удавалось, например, открыть, что преп. Елизавета Феодоровна – "великомученица", поскольку Великая Княгиня (с. 280); что использование католиками облатки для причастия предписывается их символом веры (с. 356); что апостол Павел до обращения был иудейским "первосвященником" (с. 367-368); или что "Отче наш" – это и есть «та самая» Иисусова молитва в имяславии, «вокруг которой во времена бейлисиады идет богословский спор» (с. 297). Неплохая иллюстрация того, что "дело Бейлиса" и "кровавые жертвы" имеют к имяславию такое же отношение, как еврейский филолог Кацис к православному богословию.

Вот таким образом, вместо того, чтобы обратиться, с одной стороны – к Евангелию и святым отцам (св. Иоанну Златоусту и др.), то есть к основам учения Церкви по еврейскому вопросу, и с другой стороны – к антихристианским, расистским законам Талмуда, доктор Кацис глубокомысленно выискивает малейшие следы своего "кровавонаветного мифогенеза" везде, где только можно – в остатках языческих обрядов на Балканах, у католиков, скопцов, хлыстов, монахов-имяславцев, в «русском обычае битья жен, которые должны любить побои любимого мужа» (с. 338), в «деятельности при царской семье мистика Распутина» (с. 271), – время от времени приговаривая: «Это признание дорогого стоит». Мол, "кровавый навет" существовал всегда, у всех и против всех. В этом смысле нет разницы между хасидизмом, хлыстовством и православным исихазмом (филологу Кацису тут нравится и созвучие терминов – отсюда в книге столько глубокомысленного внимания к имяславию). Евреи на этом фоне – всего лишь досадный и особенно несправедливый, ибо "научно опровергнутый", частный случай. Иными словами, почву для "кровавого навета" можно найти везде – только не в человеконенавистническом учении талмудистов-каббалистов и его реальном воплощении в сотнях обезкровленных детских трупиков.

Сама технология Киевского процесса, согласно еще одному "открытию" доктора Кациса, подражательски «скопирована» русскими с предшествовавшего «модельного» процесса в Австро-Венгрии над двойным ритуальным убийцей Гильзнером (с. 96-103, 251). Не будь осуждения чешскими присяжными еврея Гильзнера – ни за что русские юристы в Киеве не догадались бы, какое обвинение предъявить ритуальному убийце еврею Бейлису. Причем, оказывается, эксперты обвинения – «малооригинальные в своих доводах любители "ритуала" шли на суд, точно зная, что взгляды их давно опровергнуты» (с. 155).

Поэтому-то «давно опровергнутые» взгляды «специального внимания не заслуживают», «здесь мы их не повторяем» (с. 240), – неоднократно замечает доктор Кацис в своем исследовании. Тем более, что по его утверждению, «многие "ритуальные" обвинения евреев прямо базируются на соответствующих местах ... чаще выдуманных еврейских книг» (с. 30, курсив наш. – М.Н.).

Тем не менее можно поблагодарить доктора Кациса за некоторые полезные сведения: