«Кровавый навет с сугубо православной точки зрения...»
«Новизна нашего подхода заключается в том, что мы будем рассматривать эту проблематику так, как она видится сторонникам подобных обвинений –
Поскольку труд этот рекламируется как некий окончательный "теологический" (по-русски: богословский) разгром "мифа" о еврейских ритуальных убийствах, придется выделить это произведение из списка литературы и уделить ему больше места.
Как и полагается доктору наук (филологических), долгожданная книга (автор, по его словам, творил ее 10 лет) составлена из очень многих умных слов: «наветный нарратив», «наветная парадигма», «мифогенный разряд», «структурно-семантический анализ "кровавонаветных" текстов» и т.п.
Об уровне же этой научности можно судить по самой первой странице введения: «Как известно, в пасхальные дни 1911 г. в Киеве был арестован по обвинению в ритуальном убийстве христианского мальчика приказчик ... Бейлис...» (с. 5). Как известно всем, кроме доктора Кациса, Бейлис был арестован лишь пять месяцев спустя, когда отпали все ложные версии, которыми пытались выгородить еврейство подкупленные им полицейские руководители розысков (за это потом осужденные).
Вот другой пример научности: после ареста Бейлиса в ходе следствия сразу же взяли и умерли дети-очевидцы, после чего, по утверждению Кациса, «реальных свидетелей этих "событий" уже не осталось» (с. 99). Однако всем известно, что после этого отравления (понятно, кем) выжила их сестра Людмила, показания которой содержатся в "Стенографическом отчете" процесса: она видела и рассказала на суде, как Бейлис и Шнеерсон утащили Андрюшу на завод, и именно в тот самый час, как потом установили медэксперты (по состоянию пищи в желудке), мальчик был убит.
Кацис неоднократно цитирует без каких-либо возражений легко опровергаемые утверждения адвокатов Бейлиса типа: «улик против него нет» (с. 234), на трупе мальчика «ни одна из вен не задета» (с. 237) – между тем, это заявление опровергает как медэкспертиза, так и формулировка первого вопроса присяжным (о самом факте преступления с вскрытием вен для обезкровливания тела), на который был дан утвердительный ответ. Доктор Кацис это знает, но "научно" молчит. И Саратовское дело (1853-1860), вопреки его уверению, закончилось никак не «оправданием обвиняемых» евреев (с. 242), а их осуждением как убийц на сроки до 20 лет каторги (смертная казнь в России тогда применялась только за тяжкие государственные преступления).
Впрочем, доктора Кациса интересует не то, что было на самом деле, а "Православная теология кровавого навета и дело Бейлиса" (с таким названием книга рекламировалась при подготовке к печати). То есть, откуда в православной России вообще взялась эта "клеветническая" идея о еврейских ритуальных убийствах? Однако именно православное богословие этого вопроса Кацис не только духовно не воспринимает, но и всячески обходит стороной, выдавая за "теологию" исследование того, какие «логические приемы существуют и используются теми, кто упорно верит в кровавый навет» (с. 30), как происходит «антисемитская трансформация Талмуда и каббалы в кругах русских философов» (38).
В числе своих "теологических" открытий "мифогенеза кровавого навета", то есть причины его возникновения в России, доктор Кацис предлагает нам, например, такие:
«Как мы помним, первый православный документ "кровавого навета" появился лишь в 1667 г., в то время как сама традиция кровавых обвинений существует со времен Первого крестового похода» (270). «Могут быть выявлены серьезные параллели между западноевропейскими обвинениями в кровавых жертвах представителей высших кругов аристократии ["черные мессы"] и кровавыми наветами в Западной и Восточной Европе» (с. 272). «Тексты "кровавого навета" православные теологи вынуждены были переводить "с католического" на "православный теологический язык!» (с. 276). Иными словами, в "кровавом навете" изначально виноваты католики, но не проживавшие в их странах евреи.