Час проходил за часом. Голод донимал всё сильнее, ноги болели, но мы не останавливались, надеясь, что рано или поздно дорога приведёт к какому-нибудь городу, где мы сможем хотя бы узнать, где находимся. Местность сделалась холмистой; дорога то шла в гору, то под гору; так что поднявшись на вершину очередного холма, мы могли видеть довольно далеко вперёд. С вершины мы и увидели встречных путников: их было довольно много, и находились они за три холма от нас. Они, должно быть, заметили нас ещё раньше, так как некоторые из них ехали верхом и могли озирать местность с высоты своих коней; так что сходить с дороги и прятаться наверняка уже поздно. Лучше будет просто пройти мимо, не поднимая глаз. Вряд ли это преследователи — ведь они идут навстречу, а не вдогонку; и всё же…
Мы спустились с холма и поднялись на следующий. Теперь они находились на вершине прямо перед нами. Нас разделяла лишь неширокая долина.
— Если кто-то из них надумает нас расспрашивать, держись независимо, — сказал я. — В конце концов, мы римские граждане и имеем полное право разгуливать по этой дороге, где бы она ни находилась.
— Папа…
— А если уж они заговорят с нами, мы вполне можем спросить, сколько до ближайшего города и как он…
— Папа!
— Что такое?
— Да посмотри же!
Я остановился, вглядываясь в приближающихся. У них был вид солидных людей, занятых и не отвлекающихся на пустяки. Усталые лица, запылённые от долгой езды верхом. Некоторые явно были телохранители. Остальные…
— Юпитер Громовержец! Неужели…
Эко поднял руку в приветственном жесте. Мгновение я колебался, не в силах поверить собственным глазам, а затем последовал его примеру. Даже и тогда путники едва заметили нас. Без сомнения, они приняли нас за бродяг. Первым узнал нас Тирон. Издав невнятное восклицание, он потянул своего господина за рукав. Процессия остановилась.
— Клянусь всеми богами! — воскликнул Цицерон, наклоняясь с седла. — Гордиан, неужели ты? И Эко!
— Вы живы! Вы оба живы! — У Тирона перехватило голос. Он спрыгнул с коня и со слезами на глазах кинулся обнимать нас.
Цицерон воздержался от подобного проявления чувств и остался в седле. Уловив идущий от нас запах, он поморщился.
— Гордиан, на кого ты похож! Где ты пропадал?
— О твоём исчезновении много говорили в Риме, — говорил Цицерон вечером, когда мы сидели за столом в харчевне Аримина.[12]
— Странно, что в такой неразберихе моё исчезновение вообще кто-то заметил.
— Ну, ты известен больше, чем думаешь. Даже торговцы на рыбном рынке судачили между собой, куда могли подеваться Сыщик и его сын. По крайней мере, так говорили мне мои рабы. Само собой, последнее время в городе творятся странные дела. Ваше исчезновение стало одним из них.
— А как там наши? — уже в который раз спросил я.
— С ними всё в порядке, — терпеливо уверил меня Тирон. — Я заходил к ним как раз перед отъездом узнать, нет ли от вас вестей. Твоя жена и дочь в добром здравии. И твоя жена и дети тоже, — обратился он к Эко. — Конечно, они за вас переживают…
— Нам надо во весь опор мчаться в Рим, а не рассиживаться здесь, треская за обе щеки, — хмуро сказал Эко.
— Вздор. — Цицерон жестом велел рабу вновь наполнить наши чаши и тарелки. — Вы просто со стороны себя не видели. Вид у вас, когда вы ковыляли по дороге, был ужасный. К счастью, в Аримине нашлись приличные бани и неплохой цирюльник, и теперь вы хотя бы похожи на людей. А в этой харчевне неплохо кормят, так что вы сможете немного отъесться. Что же до того, чтобы кинуться сломя голову в Рим, то я бы не советовал. Вам нужно отдохнуть и выспаться. К тому же ехать без охраны в такое время — чистое безумие. Оставайтесь с нами — хотя бы до завтра, пока мы не прибудем в Равенну.
Ранее Цицерон рассказал нам, что держит путь в Равенну, где в зимнее время находилась ставка Цезаря — для чего, я пока не понял. По словам Тирона, они выехали из Рима четыре дня назад — и Эко глянул на меня с нескрываемым торжеством, когда подтвердилось, что чувство времени не подвело его. Вычисленная нами дата, благодаря его счёту дней и моим календарным подсчётам, оказалась совершенно точной: сегодня был шестой день до мартовских ид, семьдесят второй день после убийства Клодия. Нас продержали сорок дней где-то в окрестностях Аримина, там, где заканчивается Фламиниева дорога и более новая Эмилиева[13]
дорога идёт дальше на север, к Равенне.— А о чём ещё судачат в Риме? — спросил я. — Торговцы на рыбном рынке, я имею в виду. Вообще то, что на рынках опять торгуют, уже хороший знак.
— Да, за время, что вас… не было в городе, в Риме стало намного спокойнее. Сенат дал Помпею разрешение набрать армию и ввести её в город. Было несколько стычек горожан с солдатами, несколько мелких поджогов; но по большей части Помпей сумел восстановить порядок.
— А выборы?
Цицерон скривился. Давний недуг дал о себе знать, или же я затронул больную тему?