– Хэчетт! – Окрик Трой прозвучал как удар хлыста. – Немедленно уймитесь!
– Буу зде, мисс Трой, – осклабился австралиец.
– У меня создается впечатление, – улыбнулся Аллейн, глядя на него, – что вы не совсем ладили с натурщицей. Это так?
– Кто – я? Динк… Еще бы! Мне, конечно, жаль, что беднягу замочили. Хотя у меня от нее в жо… одном месте свербило. Она все время так елозила, что я даже как-то раз спросил, не блохи ли у нее в заднице. Ох, и раскудахталась же эта лахудра!
Хэчетт оглушительно заржал, запрокинув голову. Малмсли вздрогнул и молитвенно закатил глаза.
– Благодарю вас, мистер Хэчетт, – жестко произнес Аллейн. – Следующий вопрос. Были ли у кого-либо из вас ссоры с натурщицей? Я имею в виду не только настоящие ссоры, но и перебранки, обиды – все, что угодно.
Он обвел глазами присутствующих. Все как-то странно притихли. В воздухе отчетливо ощущалось напряжение. Аллейн ждал. После почти минутного молчания первой заговорила Кэтти Босток:
– Что ж, говоря по правде, таких сцен было даже слишком много.
– Вы и сами их не избежали, Босток, – ухмыльнулся Малмсли.
– Да, это верно.
– А в чем было дело, мисс Босток? – поинтересовался Аллейн.
– Да все в том же. Она без конца дергалась и крутилась. Я работаю – вернее, работала – над крупной картиной. Хотела закончить ее, чтобы успеть к выставке. Она открылась как раз в прошлую пятницу. Соня должна была позировать для меня индивидуально – отдельно от всего класса. Но в нее словно бес вселился – то дергалась, то вообще вставала и уходила. Без конца ныла и жаловалась. Словом, довела меня до белого каления. Ясное дело – картину я так и не закончила. Запорола.
– Это, случайно, не картина с изображением гимнастки на трапеции?
Кэтти Босток насупилась.
– Терпеть не могу, когда разглядывают мои незавершенные работы, – процедила она.
– Прошу прощения; крайнее свинство с моей стороны, я согласен, – поспешно извинился Аллейн. – К сожалению, по роду службы приходится всюду совать свой нос.
– Наверное, да, – нехотя согласилась Босток. – Впрочем, – нервно засмеялась она, – после случившегося мне уже вряд ли суждено закончить эту работу.
– Да вы ведь, кажется, в любом случае не собирались ее заканчивать, – вмешалась Филлида Ли. – Я своими ушами слышала, как вы заявили Соне, что на дух ее не переносите и что она может катиться ко всем чертям.
– Какая чушь! – взвилась Кэтти Босток. – Вас ведь и близко не было, когда Соня позировала мне.
– А в четверг днем я случайно заглянула в студию. Я только сунула нос в дверь, но вы с Соней так жутко кричали друг на друга, что я поспешила убраться восвояси.
– Нечего было слоняться и подслушивать, – сказала Кэтти заметно охрипшим голосом. Ее широкое лицо стало почти пунцовым, брови сошлись в одну линию.
– А вот на меня повышать голос не следует, – заносчиво сказала Филлида Ли. – Я вовсе не подслушивала. Я просто открыла дверь и зашла. Вы меня не заметили из-за деревянной ширмы. К тому же вы так разбушевались, что не заметили бы и самого архангела Гавриила.
– Господи, прошу вас, ну соблюдайте же чувство меры, – попросила Трой. – И не преувеличивайте – ведь характер у бедной девочки был такой, что она всех нас выводила из себя. – Она кинула взгляд на Аллейна: – Откровенно говоря, она порой откалывала такие номера, что почти у любого из нас возникало желание отправить ее на тот свет.
– Это верно, мисс Трой, – согласилась Филлида Ли, продолжая с вызовом смотреть на Кэтти Босток. – Но ведь не каждая из нас в открытую заявляла об этом!
– О боже…
– Кэтти! – предостерегающе подняла руку Трой. – Прошу тебя!
– Но ведь она намекает, что я…
– Нет, нет, – отмахнулся Ормерин. – Давайте соблюдать чувство меры, как предложила мисс Трой. Если бы люди убивали от обиды или с досады, то на земле давно уже никого не осталось бы в живых. Тот же из нас, кто сделал это на самом деле…
– Я совершенно не понимаю, почему вы так уверены, что убийцу следует искать именно среди нас, – капризным тоном произнесла Вальма Сиклифф.
– Я тоже, – прогнусавил Малмсли. – Кто знает, может, у поварихи был зуб на Соню и она, воспользовавшись нашим отъездом, проникла в студию и…
– Это что – шутка? – презрительно фыркнул Хэчетт.
– На мой взгляд, совершенно очевидно, что полиция не считает случившееся шуткой, – громко произнес Ормерин. – Тем не менее этот вежливый господин, мистер Аллейн, сидит тихо, как мышка, и наблюдает, как мы выставляем себя на посмешище. Он не хуже нас понимает, что убийца Сони присутствовал в студии в тот день, когда мы затеяли эту возню с кинжалом. Это ежу понятно. Однако очевидного мотива у этого преступления нет, поэтому мистер Аллейн сидит и помалкивает в надежде, что кто-то из нас проговорится. Он молчит, а мы болтаем.
– Вы попали не в бровь, а в глаз, мистер Ормерин, – улыбнулся Аллейн. – После такого пылкого разоблачительного выступления мне уже ничего не остается, как признать свою вину.
– Ага, говорил же я вам! – торжествующе воскликнул Ормерин. – Так вот, что касается этого убийства, помяните мое слово – это было crime рassionel[64]
. Девушка отличалась необычайной любвеобильностью.