Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– Вы все понимаете, мистер Малмсли. Вы перестали отпираться сразу после того, как поняли, что при обыске у вас найдут опиум. Вы также поняли, что, давая показания, Гарсия расскажет, как вы предложили ему опиум. Возможно, вы также слышали, что состояние наркотического опьянения может служить частичным оправданием при совершении преступления.

– Вы хотите сказать… Если Гарсию будут судить за убийство, он… попытается переложить часть вины на меня? Но это… это же просто чудовищно! Нет, я даже слушать вас не желаю. У вас разыгралось воображение, инспектор. На подобные измышления способны только очень впечатлительные натуры.

– И только глупец способен чувствовать себя в безопасности, учитывая все, что вы нам сейчас рассказали. Спуститесь на землю, мистер Малмсли. До сих пор вы изображали из себя эдакого современного Дориана Грея и интеллектуала. Такой образ едва ли способен вызвать доверие дотошных полицейских. Заявляю вам со всей ответственностью: ваше положение очень серьезно.

– Вы подозреваете Гарсию?

– Мы подозреваем всех вместе и никого в отдельности. Судя по вашим словам, в пятницу вечером, когда, как мы предполагаем, и подстроили эту ловушку, Гарсия вполне мог находиться в состоянии наркотического опьянения. Одурманили же его вы.

– По его собственной просьбе! – выкрикнул Малмсли, заметно утративший самообладание.

– Вот как? А вы уверены, что он это подтвердит? А вдруг он возьмет да заявит, что вы его уговорили?

– Нет, он сам захотел. И я дал ему всего одну трубку. Это сущий пустяк. Проспав несколько часов, он встал бы с совершенно ясной головой. Более того, когда я уходил из студии, он вообще уже на ходу засыпал.

– И когда, по-вашему, он мог проснуться?

– Не знаю. Как я могу судить? В первый раз опиум действует на всех по-разному. Трудно сказать. Но в любом случае по прошествии пяти часов он был уже как огурчик.

– Считаете ли вы, – тщательно подбирая слова, спросил Аллейн, – что роковую ловушку для Сони Глюк подстроил именно Гарсия?

Малмсли побелел как полотно.

– Не знаю, – пролепетал он. – Я ничего не знаю. Я думал, что… Словом, да – я считал, что это его рук дело. Но вы просто загнали меня в угол. Ведь если я соглашусь, что это он, то стану соучастником… Нет, я решительно отказываюсь…

Голос Малмсли сорвался на визг, губы дрожали. Казалось, он вот-вот расплачется.

– Ладно, хватит об этом, – жестко оборвал его Аллейн. – Теперь займемся вами. Итак, вы сели на шестичасовой автобус?

Больше понукать Малмсли не требовалось – он торопливо изложил во всех подробностях, как провел уикэнд. Посетил выставку, затем поужинал в «Савое» и поехал на квартиру приятеля. Там они просидели до трех часов ночи. Всю субботу провел в обществе того же приятеля. Вечером они вместе сходили в театр, а спать легли, как и в прошлый раз, совсем поздно. Аллейн то и дело перебивал его, уточняя подробности. Когда они закончили, уже никто не узнал бы в потрясенном и растерянном Малмсли прежнего самоуверенного спесивца.

– Ну что ж, вроде бы все ясно, – сказал наконец Аллейн. – Мы, разумеется, проверим все ваши показания, мистер Малмсли. Кстати, я посмотрел ваши иллюстрации – они очаровательны.

– Весьма признателен, – пробормотал Малмсли.

– Особенно мне приглянулась ваша акварель с тремя косцами.

Малмсли резко вскинул голову, но промолчал.

– Вам когда-нибудь приходилось бывать в Шантильи? – полюбопытствовал Аллейн.

– Нет.

– И вы не держали в руках книгу «Три часа счастья герцога Беррийского»?

– Нет, не имел счастья.

– Но возможно, вы видели иллюстрации к этой книге?

– Я… Может быть.

Глядя на внезапно побагровевшего Малмсли, Найджел усомнился, не пригрезилось ли ему поначалу, что у художника бледное лицо.

– А не помните ли вы книгу под названием «Утешение критика»?

– Я… нет, не помню…

– Может быть, у вас такая книга имеется?

– Нет… я…

Аллейн наклонился и, взяв с пола книгу, положил ее на колени Малмсли.

– Эта книга принадлежит вам, мистер Малмсли?

– Я… я отказываюсь отвечать. Это становится невыносимым.

– На ней стоит ваше имя.

Найджел вдруг посочувствовал Малмсли. Журналисту стало мучительно стыдно, будто он сам совершил позорный поступок. Ему даже захотелось, чтобы Аллейн отпустил художника. Молодой человек был окончательно сломлен. Уже не пытаясь оправдаться, он только вяло блеял и отбивался. «Чувство прекрасного, подсознание, воображение художника» и так далее.

– Все это, – произнес Аллейн уже смягчившимся тоном, – совершенно необязательно. Я здесь вовсе не для того, чтобы дискутировать с вами по поводу этических норм. Плагиат это или нет – решать вам, вашему издателю или, в конце концов, вашей совести. Меня интересует другое – как попала эта книга к Соне Глюк.

– Понятия не имею. Должно быть, я где-то ее обронил… Или забыл. Однажды, когда я работал в студии один, я взял туда книгу на целый день. Потом кто-то вошел, и я… отложил ее. Не думайте – я вовсе не стыжусь содеянного. Я имею полное право на этот сюжет. Я переписал его на свой лад.

– Вот, значит, что Соня имела в виду в тот день, когда спросила, где вы черпаете идеи?

– Да.

– Вы просили ее вернуть книгу?

– Да.