Убийство в проходном дворе. Загадка Ситтафорда. Загадка Эндхауза. Смерть лорда Эджвера

— Как? — изумлённо спросил я.

— Не удивляйтесь. Все правильно. Никто ни у кого не должен учиться. Каждый человек должен развивать до предела свои возможности, а не копировать кого-то другого. Я не хочу, чтобы вы стали ухудшенным Пуаро. Я хочу, чтобы вы были непревзойденным Гастингсом! Впрочем, вы и есть непревзойденный Гастингс. Вы классически, совершенно нормальны.

— Нормален? Надеюсь, что да, — сказал я.

— Нет-нет, я о другом. Вы изумительно уравновешены. Вы — само здравомыслие. Понимаете, что это для меня значит? Когда преступник замышляет преступление, он непременно хочет обмануть. Кого же? Некоего нормального человека, образ которого имеется у него в голове. Возможно, такого существа вовсе нет в природе, и это математическая абстракция. Но вы приближаетесь к ней настолько близко, насколько это возможно. Бывают моменты, когда на вас нисходит вдохновение, когда вы поднимаетесь выше нормального уровня, моменты — надеюсь, вы поймете меня правильно — когда вы спускаетесь в самые таинственные глубины глупости, но в целом вы поразительно нормальны. В чем здесь моя выгода? Да в том, что в ваших мыслях я, как в зеркале, вижу то, во что преступник хочет заставить меня поверить. Это невероятно помогает мне и дает интереснейшие идеи.

Не могу сказать, чтобы я хорошо его понял. Мне показалось, что в его словах было мало лестного. Но, как бы то ни было, он поспешил рассеять мои сомнения.

— Я неудачно выразился, — быстро добавил он — Вы обладаете способностью понимать ход мысли преступника, чего мне не дано. Вы показываете мне, какой реакции ждет от меня преступник. Такая проницательность — редкий дар.

— Проницательность… — задумался я, — да, пожалуй, проницательность мне свойственна.

Я взглянул на него через стол. Он курил одну из своих тонких сигарет и смотрел на меня чуть ли не с обожанием.

— Се cher[196] Гастингс, — улыбнулся он — Я вами восхищаюсь.

Я был польщен, но сконфужен и решил поскорее перевести разговор на другую тему.

— Итак, — деловито сказал я, — вернемся к нашему делу.

— Eh bien — Пуаро откинул назад голову и, прищурив глаза, выпустил сигаретный дым.

— Je me pose des questions[197],— сказал он.

— Да? — с готовностью подхватил я.

— Вы, без сомнения, тоже?

— Конечно, — ответил я и, так же как и он, прищурившись и откинув голову, спросил: — Кто убил лорда Эджвера?

Пуаро немедленно открыл глаза, выпрямился и энергично затряс головой.

— Нет-нет. Ничего подобного. Разве это вопрос? Вы же не читатель детективного романа, который подозревает по очереди всех героев без разбора. Правда, однажды я и сам вынужден был так поступить. Но это был особый случай. Я вам о нем как-нибудь расскажу, потому что горжусь им. На чем мы остановились?

— На вопросах, которые вы себе задаете, — сухо отозвался я.

Меня так и подмывало сказать, что я необходим Пуаро исключительно как слушатель, перед которым он может хвастать, но я сдержался. Если ему захотелось порассуждать, пусть.

— Очевидно, пришла пора их выслушать, — сказал я.

Этой фразы было достаточно для его тщеславия. Он вновь откинулся на спинку кресла и с удовольствием начал:

— Первый вопрос мы уже обсуждали. Почему лорд Эджвер изменил свои взгляды на развод? По этому поводу у меня возникло несколько идей. Одну из них вы знаете.

Второй вопрос, который я себе задаю: что случилось с тем письмом? Кто был заинтересован в том, чтобы лорд Эджвер и его жена оставались формально связанными друг с другом?

Третий: что означало выражение его лица, которое вы заметили, обернувшись вчера утром при выходе из библиотеки? У вас есть на это ответ, Гастингс?

Я покачал головой.

— Нет, я в полном недоумении.

— Вы уверены, что вам не померещилось? Иногда, Гастингс, ваше воображение бывает un peu vif[198].

— Нет-нет, — энергично возразил я — Я уверен, что не ошибся.

— Bien[199]. В таком случае этот факт требует объяснения. А четвертый мой вопрос касается пенсне. Ни Сильвия Уилкинсон, ни Карлотта Адамс не носили очки. Что тогда эти очки дела ли в сумочке мисс Адамс?

И наконец, пятый вопрос. Кому и зачем понадобилось звонить в Чизвик Сильвии Уилкинсон?

Вот, друг мой, вопросы, которые не дают мне покоя. Если бы я мог на них ответить, то чувствовал бы себя гораздо лучше. Если бы мне всего лишь удалось создать теорию, более или менее их объясняющую, мое amour propre успокоилось бы.

— Есть еще и другие вопросы, — сказал я.

— Какие именно?

— Кто был инициатором розыгрыша? Где находилась Карлотта Адамс до и после десяти часов вечера? Кто такой Д., подаривший ей шкатулку?

— Это слишком очевидные вопросы, — заявил Пуаро. — Им недостает тонкости. Это лишь то, чего мы не знаем. Это вопросы, касающиеся фактов. О них мы можем узнать в любой момент. Мои же вопросы, Гастингс, — психологического порядка. Маленькие серые клеточки…

— Пуаро, — в отчаянии прервал его я, — вы говорили, что хотите нанести сегодня еще один визит?

Пуаро взглянул на часы.

— Вы правы, — сказал он — Надо позвонить и спросить, удобно ли нам сейчас прийти.

Он вышел и через несколько минут вернулся.

— Пойдемте, — сказал он. — Все в порядке.