Убийца из прошлого

Он проснулся посреди ночи и почувствовал, что удачный момент, на который он рассчитывал, покидая Баренцбург, настал. Он тихо оделся и взял заплечный мешок. Все вокруг спали, разбредясь по разным комнатам. Слышимость в гостинице была такая, что даже чихнуть тайком нельзя. Он крался от комнаты к комнате босиком, не переставая прислушиваться. Когда заскрипели петли уличной двери, сердце у него чуть из груди не выскочило. Но никто не проснулся. Он осторожно перешёл через щебёнку и пошёл по другой стороне дороги, где шум шагов заглушала прошлогодняя увядшая трава.

Напротив гостиницы выстроилось в ряд несколько домов. Он прошёл мимо первого и зашёл в следующий – низкий, деревянный, охряно-жёлтый с белыми наличниками. Дверь скрипнула, он затаил дыхание. Здесь наверняка жил кто-то из руководства угольной компании «Кингс Бей» с семьёй. Его взгляд упал на вешалку, на которой висели куртка и женский жакет, – он вздрогнул. На коврике в прихожей стояли ботинки и сапоги. Тем не менее дом был пуст и по-зимнему холоден – полуночное солнце, светившее за окном, его не прогревало.

На первом этаже располагалось несколько комнат: гостиная, спальня, небольшая детская и уютная кухня с двумя стульями и небольшим столом. На скамейке под окном стояла цинковая миска, а в ней – кружка с остатками кофе. Здешние жильцы покидали Ню-Олесунн в спешке – и явно не рассчитывали, что их отсутствие затянется. Дом и не пытались подготовить к долгому отсутствию хозяев, и большая часть одежды и имущества осталась на месте.

Убранство гостиной указывало на связи семьи с русскими. В углу стоял самовар, отливавший алым, чёрным и зелёным. Особенно пёстрой и яркой была подставка, украшенная позолоченным растительным орнаментом. На книжной полке стояла матрёшка, а на стене висела эмалевая картина религиозного содержания в раме из жёлтого металла.

Решение пришло само собой. Оно было простым, каким часто бывает всё гениальное. Но, может быть, хозяин вернётся в Ню-Олесунн раньше, чем он сам? И если так, то заметит ли он, что теперь у него стало больше русских вещиц, чем было до отъезда?

Глава 28. Торжественный ужин

– А не староваты ли мы для этого? – Эриксен вовсе не возражал, наоборот. Он уже предвкушал, как пропустит несколько стаканчиков, прежде чем они по утреннему холодку побредут к отелю и завалятся спать. Как и полагается после хорошего ужина. Как не раз бывало прежде.

– Ты, Один, – Якоб Кремер не мог не улыбнуться, – для этого никогда не состаришься. Так и будешь веселиться до последнего.

Харальд Ольдерволл не проронил ни слова. Предстоящее немного его пугало. Но другого пути всё равно не было.

Пятеро мужчин медленно шли по гравийной дороге, некоторые то и дело оступались. В отель заходить не стали. Они направились дальше в тундру, мимо губернаторского домика, вдоль трубопровода к дому, который приезжие называли «музейным», а свои – «штейгерским». Это был обычный дом, в котором когда-то жила семья из четырёх человек: горный мастер (штейгер) шахты «Эстер» (на этой шахте 5 ноября 1962 года произошла катастрофа, считающаяся крупнейшей шахтёрской катастрофой в истории Норвегии), его жена, кухарка столовой для администрации, и двое их детей.

Когда-то давно, спустя много лет после того, как шахты закрыли, а из города сделали исследовательскую станцию, кто-то, зайдя в этот дом, увидел нетронутую обстановку сороковых годов, вообразил, как здесь жилось маленькой дружной семье, которую занесло в самый северный край Норвегии, и почувствовал, что здесь живёт история, которую стоило оберегать. Небольшой деревянный домик, покрытый облупившейся жёлто-палевой краской, взяли под охрану. По возможности ничего не переставляя и не трогая.

Вот туда-то и направились старики. Им было известно, что дверь не заперта. Тур Олуфсен захватил бутылку коньяка. Ларсен нёс пакет, в котором что-то позвякивало.

– Смотри не грохнись. – Эриксен просто не мог сдержаться. Последнее время ему стали особенно бросаться в глаза старость и неуклюжесть Ларсена. Он опасался, как бы тот ненароком не споткнулся и не разбил стаканы. Идти оставалось всего ничего.

Харальд Ольдерволл сунул руку в карман пиджака. Встречаясь, они иногда совершали некий ритуал, и он кое-что для него подготовил. Но сегодня всё будет иначе. И не только потому, что этот раз – последний.

Из окна квартиры стюарда за ними наблюдал Кнут. Было поздно, и он уже подумывал отправиться в губернаторский домик и лечь спать, но, глядя на этих пятерых, решил задержаться.

Торжественный ужин прошёл хорошо – к всеобщему удивлению. Сначала говорили о серьёзном, сожалели о роспуске Союза ветеранов: все его члены так состарились, что до следующего года могут уже и не дожить. Роберт Эверетт тоже говорил, рассказывал о годах, проведённых им на Шпицбергене после гибели «Исбьёрна» и «Селиса». Ему хлопали, и не только из вежливости, – в энергичных аплодисментах слышалось искреннее желание оставить в прошлом все подозрения и взаимное недоверие.