Убийца, ваш выход! Премьера

— Трюмо. Отдельно на подставке высокое зеркало. Один картонный ящик с париками, румянами, субстанцией, обозначенной как «крем для носа», семь палочек грима и одна нераспечатанная коробка пудры.

Полка с расстеленным полотенцем, которое служит чем-то вроде скатерти. На нем один поднос с шестью палочками грима. Справа от подноса бутылочка со спиртовым клеем для париков, фальшивых усов и бород. Еще бутылочка с жидкой пудрой. Открытая коробочка с пудрой. Перевернута. Позади нее набросаны ватные тампоны. — Он поднял взгляд на инспектора. — Они, видимо, предназначены для припудривания, мистер Аллейн.

— Погодите. — Аллейн нагнулся, вглядываясь в пол под трюмо. — Тут ничего. Продолжайте.

— Слева от подноса портсигар с тремя сигаретами и открытая пачка. Коробка спичек. Пепельница. Полотенце с пятнами грима. За зеркалом фляжка, заполненная на одну шестую, и рюмка без ножки, пахнущая спиртным.

Аллейн заглянул за гримировочное зеркало.

— Там у него целый склад. Продолжайте.

— На полке и под ней на полу рассыпано значительное количество пудры. Левая стена. Шкаф с одеждой. В карманах я еще не смотрел, мистер Аллейн. На полу пудра и пепел от сожженной бумаги. Что это было, определить невозможно.

— Ладно, дальше.

Аллейн присел на корточки у пальто.

— Ну и запах! — Он осторожно потрогал пальто. — Ничего не понимаю. Оно все в пудре. Где висело это пальто? Видимо, на вешалке рядом с дверью. Странно. Фокс, поговорите с костюмером и срочно вызовите сюда дактилоскописта Бейли и фотографа Томпсона.

Детектив вышел звонить в Скотленд-Ярд.

Аллейн осмотрел в лупу кран на газовой горелке.

— Тут отчетливо видны отпечатки пальцев. И пудра тоже.

— Мне кажется, она до сих не осела и летает в воздухе, — заметил Гибсон.

— Да, вы правы. Подождем, пока здесь поработают дактилоскопист и фотограф. Вы закончили, Гибсон?

— Да, мистер Аллейн. В карманах ничего особенного. Банкноты. Старая программа скачек. Чековая книжка. Свежий носовой платок.

— Тогда уходим. Мне надоел этот мерзкий запах.

Аллейн остановился у двери и, негромко насвистывая, внимательно оглядел комнату.

— Что-то здесь не так. Пока не могу сообразить что. Пойдемте, Гибсон. Поговорим с актерами.

IV

После супа все немного оживились. Джеко приправил его чем-то особенным. Дарси поинтересовался, откуда он что берет, но внятного ответа не получил. В любом случае варево Джеко было съедено с большим аппетитом.

Мартина принялась анализировать реакцию актеров на смерть Беннингтона. То ли суп подействовал, то ли она уже успокоилась; скорее всего и то и другое. Ее поразило, что никто, кажется, по-настоящему не опечалился и не взволновался. Насколько же одинок был этот человек.

Вскоре ее вывод подтвердила Елена Гамильтон. Примадонна сидела в изящной позе, подперев ладонью подбородок и глядя в пол.

— Мои дорогие, умоляю вас, ради всего святого, давайте не будем притворяться, изображая неутешное горе. Что касается меня, то вынуждена признаться — я мужа не любила. Давно. Это грустно, но это так. Разумеется, мы пытались соблюдать приличия, но толку от этого было мало. Думаю, и все остальные теплых чувств к Бену не питали.

— Я его любила, — с достоинством произнесла Габи.

— Вот как? — Елена усмехнулась. — Всего несколько часов назад вы заявляли, что его ненавидите. Да так громко, что было слышно в моей гримерной. В любом случае вам лучше держать свою скорбь при себе. Потому что ее никто здесь не разделяет.

— Но почему же, Элла? — подал голос Пул.

Не поднимая взгляда, она привычным жестом протянула руку. Он взял ее в свои.

— Я считаю, что пришла пора нам поразмыслить. Ведь каждому предстоит разговор. Непонятно только, что мы можем им рассказать.

Вошел доктор Разерфорд и плюхнулся на диван в углу.

— Они беседуют с Клемом Смитом. А мне довелось пообщаться с полицейским врачом, тусклым субъектом, но способным отличить кукушку от ястреба, если поднести их прямо к его носу. Доктор признал, что я оказал Бену квалифицированную первую помощь, что для меня чрезвычайно лестно. А как у вас дела?

— Да вот, Елена предложила обсудить ситуацию, — отозвался Пул. — Мы все с ней согласились.

— Какую ситуацию, скажите на милость? С Беном? Или с нами? Что еще можно сказать по поводу Бена? К вашему сведению, Элла, ваш супруг принимал довольно сильный анальгетик. Решив, видимо, свести счеты с жизнью, он сегодня принял лошадиную дозу, а для верности подкрепил газом. Так что его гибель не вызывает у меня удивления.

— Ради Бога, — прошептала Габи. — Не надо.

Доктор Разерфорд прищурился.

— А в чем, собственно, дело?

— Послушайте, Джон, сбавьте, пожалуйста, тон, — попросил его Пул. — Хотя бы ради приличий.

Почувствовав поддержку, Габи воспрянула духом:

— Прошу вас помнить, что он был моим дядей.

Как и следовало ожидать, доктор отозвался цитатой:

— «И слушать не хочу. Не добрый был ваш дядя»[††††††]. А от себя скажу, любезная моя: ваш дядя Бен прескверно с вами поступил. Впрочем, вам это и самой известно. Я замолкаю.