— Надо учесть, что Крисипп, солдат-предатель, мог предложить своему товарищу Байо прогуляться по лесу, дождаться, когда тот отойдет подальше, а затем спокойно убить Ореста. Это было бы для него менее опасным, чем закапывать монеты под кроватью. Почему он поступил так, как поступил? — спросил он риторически. — Думаю, убийца приказал ему подстроить так, чтобы Ореста казнила сама община. В этом случае удар по общине был бы намного сильнее, к тому же он бы подорвал доверие Совета. Он стремится натравить на вас людей, не входящих в братство, которые вряд ли понимают, какое значение имеет для вас клятва хранить тайны. — Присутствующие кивнули, и Акенон выждал несколько секунд, прежде чем закончить речь. — Наконец, я думаю, что убийца подстроил все так хитро, потому что чувствует себя сильнее нас. Он не заботится о том, что мы можем что-то о нем узнать. Мало того, он хочет, чтобы мы это сделали.
Все были озадачены, кроме Пифагора.
— Мне тоже кажется, он играет с нами, — сказал Пифагор. — Забавляется. Дает нам подсказки, наводит на след, будто уверен, что мы его не поймаем. Вот почему он использовал тайну додекаэдра и клятву, чтобы покончить с Орестом. Он посылает нам сообщение.
Он наклонился вперед, его золотистые глаза сверкнули.
— И не скрывает от нас, кто он.
Глава 73
29 июня 510 года до н. э
Килона разбудила рабыня Алтея.
Было еще темно, и сонный политик раздраженно заворчал. На мгновение он вспомнил, что должен сделать, и вскочил с кровати. Через пять минут встретился в конюшне с двумя самыми доверенными охранниками. Оба были вооружены до зубов, лошади ждали наготове. Прежде чем выйти на улицу, Килон набросил на голову капюшон, скрывавший лицо.
Они ехали по улицам Кротона под покровом сумерек. До рассвета оставался час. Выйдя за пределы города, пустили лошадей рысью. Особой спешки не было, и цель была всего в десяти минутах езды.
«
Он думал о единственной фразе из первого полученного им таинственного послания. Он не знал, кто отправитель, тот передал письмо через раба. Во время допроса раб сказал, что на рынке кто-то сунул ему послание в руки, а затем затерялся в толпе, и он так и не увидел его лица.
Самым интересным в послании был не текст — «у нас одна и та же задача», — а сопровождающий его символ: перевернутый пентакль.
Сообщение было запечатано. Ознакомившись с его содержимым, Килон решил было, что держит его вверх ногами, но в следующий миг понял, что пятиконечная звезда, символ пифагорейцев, в самом деле обращена верхним лучом вниз. Килон понимал, что это за общая цель, на которую намекал текст. Человек, отправивший послание, подобно ему самому, желал уничтожить пифагорейцев.
Так или иначе, Килон не придал ему большого значения. Загадочный отправитель не указывал, как с ним связаться, и нельзя было исключить, что это розыгрыш или ловушка. С другой стороны, его поход против пифагорейцев продвигался успешнее, чем когда-либо. У него не было нужды с кем-либо объединяться.
На следующий день он узнал, что Пифагор вернулся из Неаполиса и примет участие в ближайшем заседании Совета. Килон не только не испугался, но и подготовил яркую обличительную речь. Он не позволит пифагорейцам вернуть свое политическое влияние. Он нападет на их высокомерного предводителя с такой яростью, что тот даже не посмеет встать со своего места.
Речь получилась энергичной, дерзкой и точной. Это было его лучшее выступление в Совете. За время противостояния с Пифагором он впервые добился того, чтобы большинство гласных приветствовали его после окончания обличительной речи. Он ликовал.
И все-таки это была серьезная ошибка в оценке ситуации.
Когда аплодисменты стихли, Пифагор спокойно и уверенно произнес ответную речь. Сначала он умерил всеобщий ажиотаж своим особенным проникновенным голосом. Затем отразил все атаки Килона, повернув дело так, что и он, и его приближенные казались жертвами, а не виновными; и, наконец, перечислил — да так, что Килона едва не стошнило, — ту выгоду, которую братство приносило Кротону на протяжении многих лет. Шквал аплодисментов — разразился не только Совет Трехсот, но и большинство семисот — длился бесконечно. Килон покинул зал раньше, чем стихли аплодисменты.
С тех пор состоялось еще пять заседаний Тысячи. Килон на них присутствовал, чтобы быть в курсе того, что происходит, но ни разу не выступил. Он был уверен в поддержке около двухсот пятидесяти членов, но прочие были шайкой приспособленцев и трусов, которые неизменно держат нос по ветру. Теперь, когда Пифагор присутствовал на всех заседаниях, они ему подпевали.
Второе письмо пришло накануне.
Опознать отправителя снова не удалось. На сей раз послание содержало подробности будущей встречи. И все тот же перевернутый пентакль.