Убитые девушки

– Тебе следовало дождаться выписки, – говорит Кэл матери. – Я привез бы тебя обратно.

Глаза Мэгпай вонзаются в него.

– Я хотела домой.

– Я знаю, мама, знаю.

Она больше не произносит ни слова.

– Завтра ее день рождения, – прерывает молчание Кэл.

Он не знает, почему об этом говорит. Возможно, потому, что Марго так сильно занимает его мысли. А возможно, потому, что ожидает реакции. Слова даются ему с трудом. Застревают в горле, как пыль. Кэл чувствует, что снова замыкается в себе.

– Я не думала, что ты приедешь, – фыркает мать.

И она права. Если бы она не упала, Кэл был бы в Шотландии.

– Я куплю цветы.

Ему хотелось бы, чтобы сестра была похоронена как подобает: с цветами, подношениями, возможно гробом цвета слоновой кости, обложенным розовыми гвоздиками, и толпами людей, следующими за катафалком. Марго все это заслужила. Быть может, теперь, если его подозрения верны, это и станет возможным. Но все равно слишком поздно. Кэл смутно помнит ее друзей, не поддерживает с ними связь, они не встречаются и не предаются воспоминаниям.

– Я решил пойти в полицию, – начинает он. – Убедить их посмотреть на ее дело под другим углом…

Мать вскидывает на него глаза. Пронзает голубым унынием. Кэл не может вынести этот взгляд.

– Пойду отнесу свою сумку наверх, – говорит он, ставя на стол чашку с недопитым чаем.

Кэл хочет угостить ее ужином, но мать отказывается.

– Я разморозила котлеты, – заявляет она.

И все. Точка. В этом доме все подчинено порядку. Хаос, спонтанность – опасные явления. А Марго они были свойственны. Родители даже после ее исчезновения винили себя за снисхождение и потворство ее прихотям. Жизнь замерла, время застыло, и дом – тому доказательство.

Кэл чистит для матери картошку, молча сносит ее досадливые восклицания из-за того, что он срезает кожуру чересчур толстым слоем, а щепотка соли, которую он бросает в кастрюлю, слишком большая. Кэл купил бутылку вина и, невзирая на протесты, разливает его по бокалам, взятым из застекленного шкафчика, где они покрылись пылью.

– Это наш свадебный подарок. – В тоне матери сквозит огорчение, как будто бокалы придут в негодность из-за того, что они сейчас ими воспользуются.

Кэлу так и хочется выкрикнуть: «Чего ты ждешь, мама? Жизнь коротка. Пользуйся этими чертовыми бокалами, ради всего святого!» Но он не кричит, потому что они больше не кричат друг на друга. Вы ведь не станете кричать на человека, у которого пропала дочь, так?

Кэл постоянно подливает вино в бокал матери, так что они оба не знают, кто сколько выпил. Через некоторое время щеки Мэгги заливает румянец, и она даже забывает поправить выбившиеся прядки волос. Белые волны ласково обрамляют ее лицо, глаза слегка «танцуют», и Кэлу делается тоскливо от отсутствия матери, которую он мог бы иметь.

– А Элли завтра приедет? Чтобы сходить к скамейке твоей сестры?

Кэл мотает головой и в поджатых губах матери видит неодобрение по отношению к снохе.

– И так все эти годы… – бормочет Мэгги.

– Вины Элли в том нет, – говорит Кэл.

Так и есть. Он никогда не разрешал ни ей, ни Крисси ходить с ним к скамейке. Что бы они ни говорили, какие бы доводы ни приводили. Они спорят каждый год. Но как ему сказать матери, что дело в нем? Это он не хочет подпускать жену и дочь к этому дому, к этой истории. И то, что они с Элли прекрасная пара, идеально подходят друг другу и всякое такое, – это уже не так. Все разрушено.

– Там будем только мы, мама. Это нормально. И так лучше, разве нет?

Она пожимает плечами, но не отвечает. Кэл встает, убирает со стола тарелки, ставит их стопкой у раковины и включает горячую воду, собираясь вымыть. Посудомоечной машины, конечно, в этом доме нет.

– Где ты сейчас работаешь?

Интерес матери удивляет Кэла.

– В Шотландии. В Абердиншире.

Мать ждет, наблюдая за ним, и Кэл продолжает:

– Девушка пропала. Но, думаю, мы нашли ее тело.

Губы матери кривятся, обнажая зубы. И Кэл замечает, что они в пятнах красного вина.

– Пропала… Как и она. Наша…

– Да, это так.

– Не представляю, как ее семья справляется с этим…

Тарелка выскальзывает из пальцев Кэла в мыльную воду, разбрызгивая пену по его лицу. Взяв полотенце для посуды, Кэл старательно вытирается – выигрывает время. И чувствует, что его руки трясутся. Он снова маленький мальчик. Не выпей он так много, откажись от вина его мать, и этого разговора бы не было. Вытянув руки, Кэл опирается о стол – набирается мужества. Он уже не может сдерживать своих мыслей.

– Они хотят получить ответы, мама. А ты не хочешь?

Кэл поворачивается и осознает: матери нет в комнате. Ее кресло стоит боком к столу, салфетка аккуратно сложена и заправлена в деревянное кольцо. Слышала ли она его?

Глава тридцать седьмая

Кэл открывает глаза и хмурится при виде рельефного потолка: где он? Но тут же вспоминает: в своей старой комнате, и его жизнь трещит по швам. О да. Кэл снова закрывает глаза, ему хочется отсрочить возвращение к реальности. Но телефон жужжит. И он протягивает к нему руку, потирая глаза, чтобы прогнать сонливость.

При виде сообщений и газетных заголовков внутри у Кэла все холодеет. Он не может понять, что читает.