Убитые девушки

Кликнув ссылку, Кэл видит постановочное фото Энди со скрещенными на груди руками и решимостью на лице, на заднем плане – скамейка Марго. «Полиция изучает новые свидетельства: извращенец-психопат убил мою Марго».

Его Марго? Ее снимок, поменьше, тоже здесь: Марго запечатлена на нем вместе с Энди, улыбаясь в камеру. Ярость Кэла смешивается с недоумением и растерянностью.

Марго! В новостях! Полное разоблачение. Ему ни на секунду не приходило в голову, что Энди может предать его доверие. Как же он мог?! После всего?! Если ему нужны были деньги, Кэл дал бы ему их.

Он смотрит ниже. Там его имена – старое и новое. А во врезке в самом низу – его фотография! Та самая, что еще десять лет назад была выложена в интернете. Теперь она рядом с его обновленной биографией.

– Вот черт!

До сих пор Марго была его тайной болью. Никого из слушателей не волновала личная жизнь подкастера, когда он рассказывал им о настоящих преступлениях, так что скрыть это было нетрудно. Покинув родительский дом и изменив свое имя, Кэл избавил себя от необходимости лгать всем и каждому. Ему никогда не хотелось, чтобы личные переживания мешали его новой жизни, его работе. Кэл хотел, чтобы они перестали быть актуальными для него и интересными для других. Он не история, он – рассказчик историй, канал передачи информации слушателям.

Увы, уже нет…

Он снова Кристофер Лонгакр, мальчик, у которого пропала сестра, чьи родители сломлены. И тысячи вопросов останутся без ответов. Навсегда.

В дверь кто-то звонит. Очень настойчиво. Кэл вспоминает, где он и с кем. Соскочив с кровати, он поспешно натягивает футболку и джинсы. Но слишком поздно. Мать смотрит на него с первого этажа, и в ее глазах застыл ужас. Кэл осознает: она себя потеряла. Всю. Как одуванчик, чьи семена разлетелись по ветру. Горький тип жизнеспособности, которую он в свое время не понял.

– Там, за дверью, репортеры, – говорит она, пока Кэл спускается. Голос матери почти умоляющий. – Они расспрашивают… о ней, о Марго.

– Что они сказали?

– Ничего. – Мать, качая головой, устремляется к кухне будто в трансе. – Я не желаю ни с кем разговаривать.

– Я поговорю с ними, мама. И заставлю их убраться восвояси.

Мать быстро поворачивается, ее глаза полны слез.

– Я не хочу, чтобы ты им что-то говорил. Не общайся с ними.

Кэл следует за ней, но в кухню не заходит, останавливается на пороге. Чувство вины разрывает его на части. Мать не может спокойно стоять: она нервно протирает и без того сверкающие поверхности, переставляет выстроенные в идеальный ряд баночки со специями. Перед глазами Кэла проносится образ Джин.

– Мам, – мягко заговаривает он. – Это я виноват. Энди связался с газетчиками, потому что я кое-что ему рассказал. О человеке, у которого брал интервью. О Марке Дюбуа. Я очень сожалею об этом. Прости меня.

Кэл не знает, много ли известно матери о серийном убийце. Она не смотрит телевизор, предпочитает жить в неведении и воспоминаниях. Ее рука дрожит, когда она перестает тереть стол и застывает, глядя на аккуратно стриженный газон за окном.

– Зачем он это делает? Я хочу одного – чтобы меня оставили в покое. Разве это слишком много?

– Но, мама, возможно, сейчас у нас появился шанс. Вдруг это сработает – всколыхнет чью-то память, поможет нам спустя столько лет выяснить, что же случилось с Марго.

– Нет! Нет, Кэл. Я этого не хочу. Ни к чему ворошить жизнь твоей сестры.

Комната становится тесной и душной. Кэл смотрит на часы с кукушкой, висящие на стене, как во времена его детства. Они не работают уже три с половиной десятка лет, парализованные, как и все в этом доме. Ожидающие, когда возвратится Марго и жизнь забурлит снова.

– Ты не хочешь узнать?

– Она ушла так давно, Кристофер. Твой отец умер. Это не вернет нам Марго. Слишком поздно. – Голос матери срывается на крик, почти панический.

– Ничего не поздно, мама.

Но ее взгляд говорит Кэлу: она не согласна.

– Марго нет, – говорит мать. – Ее не вернуть. Всем этим… копанием в прошлом ее не вернуть. – Ее глаза вновь наполняются слезами.

Кэл разочарованно вздыхает, смахивает волосы со лба: он устал от всего этого.

– Я понимаю, мама, это тяжело. И все же я намерен пообщаться с полицией. Я хочу помочь.

Мать смотрит на него, и ее лицо сереет от страдания. В такие моменты Кэл обычно смягчается, отступает, играет роль хорошего сына. В памяти вновь всплывает фрагмент прошлого. Кэл почти ощущает, как его голова прижимается к стойкам перил. И почти слышит звук удара.

Никто из них не двигается. По дорожке кто-то шагает; хлопает крышка почтового ящика, мать вздрагивает. Человек удаляется. Фургон на улице сигналит. Там продолжается нормальная жизнь. А внутри дома с террасой все рушится.

Кэл просит репортеров удалиться, раздает им визитки, обещает сообщить, если что-нибудь произойдет. Все что угодно, лишь бы они разошлись до того, как они с матерью пойдут к скамейке Марго. Это срабатывает, и Кэл снова идет наверх. Встает под анемичные струйки душа в той самой ванне, в которой он мылся ребенком, с теми же пятнами, протянувшимися от слива, как пальцы, скребущие эмаль. А потом укрощает волосы гелем.