Из-за горизонта показалось солнце, и над Упсалой заструился пепельно-розовый утренний свет. Заалели башни, мансарды и надстройки, налились пока еще робким блеском чисто вымытые стекла в окнах. Мальчик вздохнул. Это и в самом деле город радости, решил он.
– Ты что, спятил? – накинулся на него ворон. – Ты что, совсем… э-э-э… по-видимому, у тебя приступ внезапного помешательства, осложненный раздвоением личности и помрачением сознания! Ты пропустил случай стать человеком!
– Я не хочу с ним меняться, – понуро сказал мальчик. – Это было бы нечестно. А вот эта рукопись… Подумать только – его товарищ работал целых пять лет!
– За эти бумажки можешь не беспокоиться, – проворчал ворон. – Что-что, а их-то вернуть для меня ничто. Запросто. Без особых… без заметных затруднений. Реальная задача. Решаемая.
Сказав эти слова, Батаки расправил крылья и улетел.
И почти тут же вернулся с листком бумаги в клюве и сунул его в мансардное окно. Он летал туда и обратно не меньше часа, прилежно, как ласточка, таскающая в гнездо глину и прутики, и каждый раз возвращался со страницей, а то и с двумя.
– Вот так. – Он, тяжело дыша, уселся на откос окна. – Думаю, все. Или почти все.
– Спасибо! – сердечно поблагодарил мальчик. – Теперь пойду поговорю со студентом.
Батаки почистил перья, сделал круг над домом для разминки, вернулся и увидел, как студент, не веря своему счастью, расправляет на столе помятые страницы.
– Ты самый большой болван из тех, что я видел за свою долгую… и плодотворную жизнь! – воскликнул ворон, когда мальчик вернулся на крышу. – Неужели ты просто взял и сунул в окно всю рукопись? Теперь и смысла нет к нему идти! Он никогда не повторит свое предложение.
Мальчик еще раз посмотрел на студента. Тот в одной ночной рубашке танцевал вокруг стола.
– Я все понимаю, Батаки, – повернулся он к ворону. – Ты хотел испытать меня. Ты думал, вот, он станет человеком и забудет Белого. Нет, Батаки! Белый ведь не настоящий дикий гусь, одному ему не справиться со всеми трудностями. Но тут еще и другое… Когда студент рассказывал мне свою историю, я понял: нет в мире ничего хуже, чем подвести товарища. И я не собираюсь подвести своего друга. Своего верного друга Белого.
Ворон Батаки промолчал, поморгал и начал яростно чесать шею когтистой лапой. Вид у него был почти смущенный. Потом, ни слова не говоря, посадил мальчика на спину, и они полетели к гусям.
XXXVI. Дунфин
Город на воде
Вряд ли можно найти птицу приветливее, добрее и ласковее, чем маленькая серая гусыня Дунфин. Ее любили все без исключения, а Белый готов был за нее умереть. Даже сама Акка не могла ей ни в чем отказать.
Как только Дунфин прилетела на Меларен, она сразу узнала это место. Недалеко отсюда, на одном из островков морского архипелага, жили ее родители и сестры. И она попросила Акку – нельзя ли к ним залететь?
– Ведь они наверняка уверены, что я погибла. Какая радость будет!
– Вряд ли твои родители и сестры так уж тебя любят. Какая же это любовь, если они бросили дочь и сестру умирать на Эланде? – сухо возразила Акка.
Дунфин огорчилась:
– А что они могли сделать? Они же видели – летать я не могу. Не оставаться же ради меня на Эланде.
Чтобы уговорить Акку, она начала рассказывать про свой скалистый островок. Если смотреть издалека, непонятно, как там можно жить – голые скалы. Но если присмотреться, в расщелинах и на плато полно великолепного корма. А лучшего места для гнездовья и придумать невозможно – в расщелинах, в ивовых кустах, да где хочешь! Но самое замечательное – старый рыбак. Он, говорят, в молодые годы был заядлым охотником, с ружьем не расставался. Много птицы перебил. А в старости, когда умерла жена и дети разъехались кто куда, остался он один, и что-то в нем будто надломилось. Господь пробудил в старике совесть. Забросил ружье, и теперь у него другой заботы не было, как обихаживать птиц. Мало того что сам с тех пор ни разу не выстрелил в птицу, он и другим запрещал. И никто из птиц его теперь не боялся. Дунфин сама много раз заходила к нему в хижину, и он кормил ее хлебными крошками. Одна беда: прослышав про его доброту и гостеприимство, все больше птиц стало селиться на острове. И теперь, если вовремя не прилетишь, места для гнезда уже не найти. Именно поэтому родители Дунфин вынуждены были бросить ее на Эланде.
– Ну, пожалуйста, матушка Акка! Здесь же совсем близко!
Дунфин так долго умоляла Акку, что в конце концов добилась своего. Акка понимала, что стая летит с опозданием и полагалось бы взять курс прямо на север. Но до острова и впрямь было недалеко – если и задержатся, всего на один день.
Они подкрепились молодой травкой, снялись с места ранним утром и полетели над Мелареном. Мальчуган точно не знал, где они летят, но обратил внимание: чем дальше на восток, тем оживленнее становилось озеро, тем теснее стояли поселки и деревни на берегах.