А когда настало время осеннего перелета, Горго полетел вместе с гусями. Он по-прежнему был уверен, что он гусь. Не совсем такой, как остальные, но все-таки гусь. В воздухе носились тысячи перелетных птиц, и какой переполох они подняли, когда увидели в стае Акки с Кебнекайсе не кого-нибудь, а настоящего орла! Акка не могла отделаться от любопытных. Птицы то и дело подлетали и обсуждали необычного члена стаи. Акка много раз просила их замолчать, но разве можно заткнуть сразу столько клювов!
– Почему они обзывают меня орлом? – без конца спрашивал Горго и все больше и больше раздражался. – Что они, не видят, что ли, что я не какой-то там пожиратель птиц, который губит себе подобных? Как они смеют называть меня этим противным именем?
В один прекрасный день они пролетали над хутором. В мусорной куче копались куры.
– Орел! Орел! – закудахтали они и бросились врассыпную.
И тут Горго, который за всю свою жизнь ничего, кроме плохого, об орлах не слышал, не выдержал. Он со свистом спикировал на двор и запустил когти в одну из кур:
– Я тебе покажу, как обзываться! Я тебе покажу, какой я орел!
И в тот же момент услышал отчаянный крик Акки:
– Горго!!!
Он бросил полумертвую от ужаса курицу и подлетел к предводительнице.
Акка тут же начала его воспитывать:
– Что на тебя нашло? – Она несколько раз сильно ударила его клювом. – Ты с ума сошел? Как тебе не стыдно! Что тебе сделала это несчастная курица? Может, ты убить ее хотел?
Птицы из соседних стай глазам своим не поверили: Горго, орел, покорно снес наказание! Посыпались издевки.
Орел слышал все это и время от времени бросал на Акку свирепые взгляды. Казалось, он вот-вот бросится на приемную мать. Но сдержался. Несколькими ударами могучих крыльев поднялся высоко над стаей и летел там, где насмешки ему были не слышны. А потом исчез.
Три дня спустя Горго появился в стае.
– Я теперь знаю, кто я, – грустно сказал он. – И поскольку я орел, то и должен жить как орел, а не как гусь. Но матушка Акка! Я очень хочу, чтобы мы остались друзьями. Обещаю никогда не нападать ни на тебя, ни на кого-то еще из твоей стаи.
Акка была оскорблена в лучших чувствах. Она так хотела воспитать из беспомощного орленка мирную и кроткую птицу, и теперь все ее планы пошли насмарку.
– Как я могу дружить с птицеедом? – сухо сказала она. – Живи так, как я тебя учила, и оставайся в стае.
Оба были горды и непреклонны, и никто не хотел уступать. Кончилось тем, что Акка запретила орлу показываться ей на глаза. Она так разгневалась, что никто не решался даже имя его произнести в ее присутствии.
Горго одиноко летал по всей стране, наводя ужас на птиц и мелкое лесное зверье. Настроение у него было так себе – он тосковал по времени, когда жил как гусенок и играл с гусятами. Какое веселое и беззаботное было время…
У Горго была слава отчаянного храбреца. Поговаривали, что он не боится никого на свете, кроме своей приемной матери Акки с Кебнекайсе. Слухи ходили разные, но одно несомненно: никто и никогда не слышал, чтобы он напал на дикого гуся.
В заточении
Горго было всего три года, он еще и думать не начинал о семье и постоянном гнезде, когда его поймал хитрый и опытный птицелов и продал в Скансен. Там уже жили два орла. Их содержали в стальной клетке, забранной металлической сетью. Клетка, правда, была очень большой, в ней росли два дерева и лежали несколько валунов – таким птицам нужен простор. Но орлы от этого лучше себя не чувствовали. Их роскошное глянцевое оперение потускнело, они сидели неподвижно, нахохленные и встрепанные, и смотрели, не мигая, в одним только им известную точку в пространстве. А может, и спали с открытыми глазами.
Первую неделю Горго не унывал. Он пробовал летать, то и дело косил яростным желтым глазом на смотрителя, грозно и беззвучно открывал свой страшный крючковатый клюв.
Но постепенно и он провалился в сонное безразличие. Сидел на ветке, смотрел, не видя, ни о чем не думал и не замечал течения дней.
Как-то утром он, как обычно, сидел с полузакрытыми глазами, не обращая внимания на брошенный смотрителем кусок мяса. И вдруг Горго услышал – кто-то его зовет. Он сначала решил, что это одно из смутных видений, все чаще посещавших его в последние дни. Зов повторился. Его сознание было настолько затуманено, что он даже не дал себе труда посмотреть вниз. Только вяло спросил:
– Кто там назвал мое имя?
– Ты что, не узнаешь меня, Горго? Это я, Тумметот, я путешествовал с дикими гусями.
– И Акка тоже в клетке? – встревоженно спросил Горго, будто просыпаясь от долгого тяжелого сна.
– Нет… Акка, и Белый, и вся стая… они, наверное, уже в Лапландии. А я, как видишь… Я попался.
Орел отвернулся и, казалось, забыл о нем. Опять погрузился в небытие.
– Горго! – крикнул мальчуган что есть сил. – Ты же беркут! Королевский орел! Самый большой и сильный изо всех орлов! Я не забыл, как ты когда-то вернул меня в стаю! Я не забыл, как ты пощадил моего друга Белого, которого обманом заставили с тобой биться! Скажи, чем я могу тебе помочь?