Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Казалось, что остров когда-то давным-давно был таким же скалистым и неприступным, как Овечий, только намного, намного больше. Но потом кто-то взял огромную скалку и раскатал его, как тесто. Не то чтобы остров был совсем уж плоским, как пирог, хоть суй в печку; нет, мальчик разглядел кое-где крутые известковые обрывы, утесы, гроты и скалы. Как их называл баран на Овечьем острове? Останцы. Скалистые столбы. Но в основном все же плоский. Суша плавно переходила в море, бесчисленными оттенками голубого и фиолетового напоминавшее размытую акварель.

На Готланде они провели замечательный день. Ласковая весенняя погода, совсем уже набухшие, вот-вот откроются, почки на деревьях, поляны, усыпанные весенними цветами, тяжело покачивающиеся сережки тополей. В маленьких садиках почти при каждом хуторе зеленеет готовящаяся к цветению вишня.

В такую погоду людям трудно усидеть дома. Мальчику показалось, что все заняты играми – не только дети, но и взрослые. Кидают камушки в мишень, подбрасывают мячи, да так высоко, что почти достают до летящей стаи. Всем весело, всех заразило весеннее буйство пробуждающейся природы. И он тоже радовался бы со всеми, если бы мог простить себе легкомыслие, из-за которого прекрасный город погрузился в морскую пучину еще на сто лет.

Но он не мог не признать – все, что он видел, было красиво и волнующе. Дети водили хороводы и пели, на холме расположились солдаты Армии спасения в своих черно-красных мундирах. Они тоже пели, их трубы и валторны сверкали горячим золотом под весенним солнцем. Большая группа из Общества трезвенников направлялась на прогулку – мальчик узнал их по огромным знаменам с золотыми буквами. И эти пели песню за песней. Гуси улетели уже довольно далеко, а их пение все еще было слышно – так громко и самозабвенно осуждали они приверженцев алкоголя.

И много лет спустя, когда заходила речь о Готланде, Нильс Хольгерссон первым делом вспоминал песни, хороводы и сверкание меди в лучах весеннего солнца.

Мальчик поднял глаза и удивился. Оказывается, он так увлекся рассматриванием проносившихся под ними картин, что не заметил, как стая почти пересекла остров и теперь приближается к западному побережью. Перед ними лежало море. Пролив, отделяющий остров от континента, был таким широким, что море казалось безбрежным.

Но удивило его вовсе не море. Море он сто раз видел. Гуси приближались к большому городу. Дело шло к вечеру, они летели на запад, а солнце, как известно, там и садится, на западе. И на фоне светлого заката красовался черный ломкий силуэт большого города с церквами, башнями и высокими домами. В таком освещении город казался не менее роскошным, чем тот, что он видел пасхальной ночью.

Но вблизи оказалось, что город и похож и не похож на тот, возникший из моря. Разница была такой же, как если бы кто-то вырядился в бархат, пурпур и надел все свои украшения, а на другой день явился в лохмотьях. Тот же человек, а узнать трудно.

Когда-то, наверное, и этот город был таким же, как Винета. Он тоже был окружен стеной с порталами и башенками. Но в городе, которому милостивая судьба позволила остаться на земле и жить, как все другие города, башенки стояли без крыш, в порталах не было ворот, не было ни стражников, ни рыцарей. Вся роскошь, весь блеск, все богатство исчезли, растаяли, остались только серые оголенные руины.

Пролетая уже над самим городом, мальчик заметил, что застроен он в основном маленькими скромными домишками. Кое-где остались старые высокие здания и церкви, но только как напоминание о давно ушедшем времени. Грубо оштукатуренные, украшения на фасадах если когда-то и существовали, давно исчезли – ни скульптур в нишах, ни мраморных инкрустаций. У многих даже крыш нет, черно зияют пустые глазницы выбитых окон, своды обвалились, на разбитом каменном полу пробивается трава, стены заросли плющом. Но теперь-то мальчик знал, как все это выглядело когда-то: золотой крест, златокованый алтарь, барельефы и фрески на стенах, священники в золотых сутанах.

Он смотрел на пустые улицы и представлял, какая жизнь кипела здесь раньше. Как толпились у купеческих прилавков богато одетые, добродушные горожане, как работали искусные ремесленники.

И настолько Тумметот был одержим видением города-призрака, что даже не заметил, что и этот живой город примечателен и красив. Он не заметил на окраинах прелестные хижины с черными стенами и белыми углами, с красной геранью за чисто вымытыми окнами, не заметил красивые сады и аллеи, не оценил красоту величественных, опутанных плетьми плюща руин. Он не заметил вообще ничего хорошего в этом городе. Потому что перед внутренним его взором по-прежнему стоял город-призрак невиданной, неземной красоты.

Гуси сделали два больших круга, чтобы дать Тумметоту возможность рассмотреть все как следует, и сели на полу одной из разрушенных церквей. Здесь, как решила Акка, они проведут эту ночь.