Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

– Отправил в Норрчёпинг, на фабрику «Драге»[17].

– Баран, а баран, а куда ты дел свои рога?

Вот этот вопрос не следовало задавать. У этого барана никогда рогов и не было, и он по этому поводу очень переживал. Худшего оскорбления гуси придумать не могли – попали в самую больную точку.

Баран погнался за ними, яростно блея и бодая воздух.

По дороге шел свинопас. Он гнал перед собой небольшое стадо сконских поросят на продажу. Им было всего-то несколько недель от роду. Поросята держались все вместе – наверное, побаивались потеряться.

– Хрю-хрю, – жаловались они. – Разве можно так рано забирать детей у родителей? Это бесчеловечно! Что с нами теперь будет?

– Ничего плохого не будет, не бойтесь! – закричали гуси.

Гуси – народ добрый, и у них хватило совести не насмехаться над такими малышами.

Настроение в стае было лучезарным. Лететь над степью очень приятно, и они никуда не торопились. Перелетали от хутора к хутору, подтрунивали над домашней живностью.

Мальчугана не особенно развлекали эти шутки. Он сидел на спине у Белого и поглядывал по сторонам. И вдруг вспомнил когда-то слышанную сказку… не совсем вспомнил, а так, припомнил, пересказать бы не сумел. Там шла речь о какой-то юбке, которая наполовину была сшита из золототканого бархата, а наполовину – из серого, грубого домотканого сукна. Но женщина, которой досталась эта странная юбка, украсила невзрачную сермягу таким количеством жемчуга и драгоценных камней, что суконная половина затмевала бархатную.

Он вспомнил эту юбку, глядя на эстерйотландскую степь, зажатую между двумя заросшими лесом грядами холмов, с юга и с севера. Лесистые холмы тонули в мерцающей, позолоченной утренним солнцем дымке. Это было очень красиво. А вот степь отсюда, с высоты, вовсе не была красивой. Как и на той юбке – грубое домотканое сукно.

Но людям в степи было хорошо. Степь плодородна и щедра, и они постарались украсить ее, как могли. Все, что он видел: города и усадьбы, церкви и фабрики, замки и железнодорожные станции, – все это выглядело как большие и маленькие украшения. Желтые проселки, сверкающие под солнцем рельсы, голубые каналы словно вышиты шелком. Линчёпинг сгрудился вокруг своего знаменитого собора, как горсть жемчужин вокруг огромного бриллианта, а хутора похожи на заколки и пуговицы. Никакого порядка в этих украшениях он не усмотрел. Разбросаны как попало. Но красиво – глаз не оторвать.

Гуси оставили позади гору Омберг с ее знаменитыми развалинами монастыря Альвастра и летели теперь на восток вдоль канала Йота. И канал тоже готовится к лету – тут и там сновали рабочие, укрепляли откосы, смолили деревянные затворы шлюзов.

Да, всюду идет работа. И не только на хуторах, но и в городах. Дома окружены лесами, на лесах прилепились маляры и красят фасады. Служанки моют окна. В гавани наводят последний блеск на пароходы и парусники – стыдно начинать навигацию, если твое судно не сверкает начищенной медью и белоснежными парусами.

У Норрчёпинга гуси взяли курс на Кольморден. Теперь они летели вдоль дороги, петляющей между скал. И вдруг мальчик вскрикнул.

Нечего было сидеть на гусиной спине и болтать ногами, будто сидишь на заборе.

– Белый, Белый, я потерял башмак!

Белый, ни слова не говоря, развернулся и круто взял к земле. Но не тут-то было. Мальчик увидел двоих детей на дороге. Они уже подняли его башмачок.

– Поздно, Белый! Башмака не вернешь. Лети дальше.

А на дороге стояли гусиная пастушка Оса и ее брат, малыш Мате.

Оса молчала и вертела в руках находку.

– Помнишь, Мате? – задумчиво сказала она. – Кто-то нам рассказывал, что видел гномика, одетого как работник на хуторе: в кожаных штанишках и деревянных башмачках… И девочка в Виттшёв-ле его видела, он улетел на гусе. А мы с тобой, Мате, когда вернулись в нашу хижину… помнишь? Вскочил на гуся и был таков. Может, это он самый и есть? Летел на гусе и потерял башмак?

– Наверняка он, – согласился малыш Мате.

Оса рассмотрела находку очень внимательно – не каждый день гномы теряют башмаки.

– Погоди-ка, Мате, – прошептала она. – Здесь что-то написано.

– Да… только буквы очень мелкие.

– Сейчас, сейчас… – Оса поднесла башмачок к глазам. – Здесь написано… здесь написано вот что: «Нильс Хольгерссон из 3. Вемменхёга».

– Ничего страннее в жизни не видал, – заключил малыш Мате.

XXII. Сказание о Карре и Грофелле

Кольморден

К северу от Бравикена, где проходит граница между Эстерйотландом и Сёрмландом, возвышается гора. Или даже не гора. Скорее горная гряда. Несколько десятков километров длиной и около десяти километров шириной. Если бы и высота соответствовала длине и ширине, это была бы одна из самых знаменитых горных цепей во всем мире. Но высота, к сожалению, не соответствует.

Иногда приходится видеть дома, задуманные изначально чуть ли не как дворцы, но так и не достроенные. Подходишь и видишь толстенный фундамент, глубокие сводчатые погреба. Но нет стен, нет потолка. Строение поднялось на полметра от земли и замерло в ожидании.