В середине дня кто-то увидел детские следы на песке у берега, рядом с лодочной стоянкой. И тут же выяснилось, что не хватает старой дырявой лодки, развалины, которую давно надо было сжечь.
До всех начало доходить, что могло случиться.
Хозяин и работники столкнули чуть не все лодки и начали прочесывать озеро. Они до вечера рыскали по Токерну, но нигде не нашли и следа. Оставалась одна печальная возможность: лодка набрала воды и затонула, а с ней и малыш. И теперь он лежит на дне озера.
Вечером мать Пера Улы вышла на берег. Ни у кого уже не оставалось сомнений – малыш утонул. Но она не могла в это поверить. Заглядывала в непроходимые заросли тростника и камыша, плелась по полузатопленному берегу и не замечала, что у нее насквозь промокли и заледенели ноги. Сердце сжимало отчаяние, но она не плакала, а то и дело складывала рупором ладони и жалобно звала своего сына.
Ей показалось, что птицы – лебеди, утки, кроншнепы – следуют за ней и тоже жалуются и стонут, как и она. И у них, наверное, какое-то горе, подумала мать. Иначе с чего бы это они так убиваются?
Чушь какая. Это же всего-навсего птицы. Какие у них заботы?
Странно, обычно с заходом солнца птицы умолкают. Но не сегодня. Вся многотысячная армия самых разных птиц, поселившихся на Токерне, следовала за ней, чуть не задевая крыльями, и кричала так громко и тоскливо, что она остановилась. Она даже не могла различить, что это за птицы, – с такой скоростью проносились их сизые тени в вечереющем небе.
Воздух звенел тысячеголосой, надрывной птичьей жалобой.
И страх, переполнявший сердце, открыл ей глаза. Мы совсем не так далеки от другой живности на земле, как привыкли считать. Она вдруг поняла, каково приходится этим красивым, вольным птицам. Им надо постоянно заботиться о своем гнезде, о птенцах, о пропитании – точно так же, как и ей самой. Никакой разницы между нами нет.
И тут она вспомнила, что озеро собрались осушать. Каково же придется этим беднягам? Где они будут растить своих птенцов?
Женщина остановилась и задумалась. Конечно, хорошо превратить озеро в пашни и пастбища. Но не Токерн. Озер в стране больше чем достаточно, но таких, как Токерн, нет. Нет озер, которые были бы родным домом для десятков тысяч прекрасных, полных жизни существ.
Завтра должны принять решение. И может быть, как раз поэтому ее маленький сынишка пропал именно сегодня. Наверное, это знак Божий. Бог знал, что ее раненое сердце склонится к милосердию. И подал ей знак сразу, чтобы она по крайней мере попробовала предотвратить роковую ошибку.
Она почти бегом вернулась на хутор и начала, захлебываясь, убеждать мужа. Она говорила про озеро, про живущих на нем птиц.
– Я уверена, – сказала она, рыдая, – я уверена, что смерть Пера Улы – это Божье наказание.
К ее удивлению, муж склонялся к тому же.
У них и так хватало земли, но если осушить озеро, часть осушенного дна достанется его семье, надел увеличится почти вдвое. Поэтому он и был таким горячим сторонником проекта, едва ли не главным. Остальных беспокоили большие расходы, некоторые боялись, что вторая попытка закончится, как и первая, – озеро останется, а грязь разведут несусветную.
И отцу Пера Улы пришлось призвать всю свою способность убеждать, изобретать новые мыслимые и немыслимые доводы, чтобы уговорить партнеров на это предприятие.
Он хотел оставить сыну вдвое больше земли, чем сам получил от отца.
А теперь сомневался. Может, и в самом деле Божья кара – Токерн отнял у него сына, наследника, ради которого он и старался.
Жене не пришлось долго его уговаривать.
– Наверное, ты права… – сказала он. – Кто знает… Может, Бог и не хочет, чтобы мы портили его создание. Думаю, уговорю остальных. Оставим все как есть. Как создано Богом, так и оставим.
Пока он медленно и неуверенно произносил эти слова, Цезарь, лежавший, как всегда, у камина, поднял голову и навострил уши. И как только отец закончил, встал, подошел к хозяйке и потянул ее за юбку.
– Цезарь! Куда ты меня тащишь?
Она сделала попытку освободиться, но пес не отпускал.
– Ты что, знаешь, где Пер Ула?
Цезарь тявкнул и бросился к выходу. Она открыла дверь, и пес, не оглядываясь, помчался к озеру. Она теперь была почти уверена, что Цезарь и в самом деле знает, где ее сын.
Прибежали на берег и тут же услышали детский плач.
Пер Ула провел с Тумметотом и птицами самый веселый, самый лучший и самый незабываемый день в своей жизни. Но теперь он проголодался, замерз, и к тому же в темноте было очень страшно. Как же он обрадовался, когда к островку подплыла лодка, а в лодке сидел отец.
И само собой, Цезарь.
XX. Прорицательница
Тумметот так и заснул на илистом островке. Разбудил его плеск весел. Он открыл глаза и зажмурился от яркого света.